Можно только представить, насколько тяжело ему будет объясняться с Миллисент.

Возможно, ей стоит посоветовать ему принять настойку Гарриет.

В тот вечер все собрались в гостиной, потому что миссис Эверси заявила о желании побыть в компании мужа и своих сыновей, пытаясь хотя бы на одну ночь прервать азартные игры. Мужчины не находили себе места.

Именно непосредственная, жизнерадостная Миллисент, у которой не было ни капли здравого смысла, предложила после ужина сыграть в жмурки.

Предложение было встречено настороженно.

— Мы завяжем глаза и разрушим все в комнате?

Меньше всего Женевьеве хотелось играть в жмурки. Если она наденет на глаза повязку, Гарри может воспользоваться возможностью и, пока она не смотрит, сделать Миллисент предложение.

— Не надо ничего разрушать, глупенькая. Мы будем друг друга ловить и угадывать, кто это. Все, что может сломаться, мы уберем, — объяснила Миллисент.

— Насколько я знаю, мои кости вполне могут сломаться, но убрать их вряд ли получится.

Оливии захотелось поспорить.

— Мы не свалим тебя на пол, Оливия. Я буду ловить аккуратно, — пообещал Йен.

Мужчины сочли затею нелепой.

— С завязанными глазами?

Эта мысль обеспокоила Женевьеву. Одно дело — бегать по комнате, но с повязкой па глазах — совсем другое. Ей никогда не нравилось терять контроль над ситуацией.

— И мы должны друг друга ловить? — со слабой надеждой переспросил Гарри.

Присутствующие дамы тоже должны были участвовать в игре.

Мужчины начали посмеиваться.

Внезапно Женевьева представила, как Гарри с Миллисент пытаются поймать друг друга.

— Думаю, лучше сыграть в карты, — твердо предложила она.

— Хотя бы один вечер можно обойтись без карт, — возразила мать.

Герцог молча сидел в углу, вытянув длинные ноги, скрестив руки на груди, и с иронией оглядывал гостей.

Его взгляд задержался на Женевьеве, и он еле заметно улыбнулся.

Невозможно было поверить, что именно этот мужчина заявил, что желал бы держать ее обнаженной в своих объятиях.

Лишь жаркая волна, пробежавшая по телу, напомнила ей о том, что это действительно случилось.

Герцог выглядел таким хладнокровным, таким элегантным, недоступным, — монарх, для которого весь мир лишь насмешка. Казалось, сама мысль об игре в жмурки уже забавляла его.

Женевьева не могла ни на секунду представить себе, как он, спотыкаясь, мечется по комнате с повязкой на глазах.

Остальные мужчины решили, что это блестящая затея.

Слишком уж все просто.

— Дурачок! — терпеливо принялась объяснять Миллисент. — Один человек надевает повязку, а потом пытается поймать кого-нибудь из нас, в то время как мы разбегаемся в стороны, поддразнивая водящего. И если он вдруг нас схватит, то должен угадать, кто перед ним.

— В «Бархатной перчатке» за такую игру надо платить, — заметил Колин. — Ты надеваешь повязку, а одна из девушек хватает тебя за…:

Его жена Мэдлин, которую тоже пригласили на праздник, изо всех сил ущипнула супруга.

Как странно было быть окруженной людьми, которых Женевьева Эверси знала всю жизнь, и понимать, что все они: и ее братья, и родители, и даже Гарри с Миллисент — никогда бы не подумали, что прошлой ночью в саду она сидела на коленях у герцога, помогая ему расшнуровать свое платье, чтобы он мог целовать ее грудь.

Женевьева опустила голову. Возможно, повязка поможет скрыть ее порозовевшие щеки, если ее все же вынудят играть в жмурки и если подобные мысли не перестанут приходить ей в голову.

Она избегала смотреть на герцога. Больше никогда она не будет забираться к нему на колени или лежать с ним. Можно только сидеть напротив, да еще и предпочтительнее в окружении других людей — свидетелей, которые могут им помешать.

Она знала, герцог продолжает смотреть на нее, как будто ничего не произошло.

Джентльмены принялись обсуждать, как сделать игру менее скучной, чтобы она стала больше похожа на мужскую забаву, и вскоре посыпались предложения:

— Было бы замечательно, если бы мы все были очень пьяны.

— Или играли бы на спор.

— Или если бы один из нас вызвался положить на голову яблоко, а другой бы стрелял в него.

Это предложение герцога было адресовано Йену.

Оживленное обсуждение мгновенно прекратилось.

— Я не стану надевать повязку, — быстро сказал Йен.