Шрифт:
— Но как такое возможно? Ты можешь это объяснить?
— Нет. Это одна из загадок жизни. Время от времени ты сталкиваешься с ними, если живешь достаточно долго.
— Сколько тебе лет?
— Пять тысяч.
Сеймур поднимает руку.
— Подожди, подожди. Давай помедленнее. Я не хочу тебе надоедать и точно не хочу, чтобы ты пила мою кровь, но все же, прежде чем мы продолжим, не могла бы ты продемонстрировать какие–то из своих способностей? Это поможет мне в моих исследованиях, ну, ты понимаешь.
Я улыбаюсь:
— Ты действительно не веришь мне? Ничего, все нормально. Не знаю, хочу ли я, чтобы ты поверил. Но мне очень нужен твой совет. — Моя улыбка исчезает. — Сейчас я подхожу к концу. За мной пришел старый враг, и в первый раз за свою долгую жизнь я уязвима. Ты умный мальчик, и тебе снятся пророческие сны. Скажи, что мне делать.
— У меня были пророческие сны?
— Да. Поверь мне, иначе меня бы здесь не было.
— Чего хочет этот старый враг? Убить тебя?
— Убить себя и меня. Но он не хочет умирать, пока не убедится, что я мертва.
— Почему он хочет умереть?
— Устал жить.
— Видимо, немало пожил. — Сеймур на минуту задумывается. — А он бы согласился умереть одновременно с тобой?
— Уверена, ему бы это подошло. Это может ему даже понравиться.
— Тогда это решение твоей проблемы. Создай ситуацию, когда он будет уверен, что вы оба обречены. Но заранее подготовь все так, что, когда ты будешь нажимать кнопку — или что ты там будешь делать, — погибнет только он, а не ты.
— Интересная мысль.
— Спасибо. Я думал использовать ее в своем рассказе.
— Но есть небольшая проблема. Мой враг необычайно умен. Будет не просто убедить его, что я собираюсь умереть вместе с ним, заставить его поверить, что я действительно умру. А я не хочу умирать.
— Должен быть какой–то способ. Всегда есть.
— А что ты собираешься написать в своем рассказе?
— Я еще не думал над деталями.
— Сейчас для меня это совсем не детали.
— Извини.
— Все нормально.
Я слышу, что его родители смотрят телевизор в другой комнате. Они говорят о своем мальчике, о его здоровье. Мать убита горем. Сеймур смотрит на меня через толстые линзы очков.
— Тяжелее всего моей матери.
— СПИД — это не новый вирус. Одна из его форм существовала в прошлом, не совсем такая, как сейчас, но достаточно близкая. Я видела ее в действии. Эта болезнь свирепствовала в Древнем Риме, в период его упадка. Умерло много людей. Целые деревни. Поэтому болезнь и остановилась, уровень смертности в некоторых краях был так высок, что не оставалось никого, кто мог бы переносить болезнь.
— Интересно. В исторических книгах нет упоминаний об этом.
— Не доверяй так сильно книгам. История — это то, что можно только пережить, о ней нельзя прочитать. Посмотри на меня, я — история. — Я вздыхаю. — Я могла бы о многом рассказать.
— Расскажи.
Я зеваю, такого со мной никогда не бывало. Рей истощил меня больше, чем я думала.
— У меня нет времени.
— Расскажи, как тебе удалось пережить ту эпидемию СПИДа.
— В моей крови заключена огромная сила. Мою иммунную систему невозможно преодолеть. Я пришла сюда не только просить о помощи, хотя ты уже помог мне. Я пришла помочь тебе. Я дам тебе свою кровь. Не так много, чтобы превратить тебя в вампира, но достаточно, чтобы уничтожить вирус в твоем организме.
Он заинтригован:
— А что, сработает?
— Не знаю. Никогда раньше этого не делала.
— Это опасно?
— Конечно. Это может тебя убить.
Он задумывается только на мгновение:
— Что я должен делать?
— Подойди и сядь рядом со мной на кровать. — Он делает, как я говорю. — Дай мне свою руку и закрой глаза. Я вскрою одну из твоих вен. Не волнуйся, я много практиковалась.
— Могу себе представить. — Он кладет руку мне на колени, но не закрывает глаза.
— В чем дело? — спрашиваю я. — Боишься, что я воспользуюсь ситуацией?
— Хотелось бы. Не каждый день школьный умник сидит на одной кровати с самой красивой девушкой школы. — Он откашливается. — Знаю, что ты спешишь, но прежде чем мы начнем, я бы хотел сказать тебе кое–что.
— Что?
— Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты стала моим другом и позволила сыграть свою роль в твоей истории.
Я думаю о Кришне, всегда о нем, как он стоял возле меня, и я понимала, что вся Вселенная — это его пьеса.