Шрифт:
Меня всегда удивляло, что в футболе не принято считать деньги. Прямо-таки напрашивалось ежегодно публиковать сумму расходов и сумму доходов. Бюджет существует, но и он секретен. Вот и шли годами беспредметные толки: одни твердили, что футбол, народная игра, обходится народу в немалую копеечку, а другие — что на прибыли от него весь спорт держится.
Мне приходилось на международных турнирах юношеских команд исполнять обязанности руководителя делегации, а значит, и казначея. Я привозил в Москву чеки на несколько тысяч долларов, а однажды мне выдали наличными, я набил все карманы и пришлось, чтобы не искушать заграничных воров, в жару ходить в плаще. Эти суммы, разумеется, не идут в сравнение с теми, которые причитаются за выступление команд мастеров и уж тем более сборной на чемпионатах мира и Европы.
Разговор полагалось бы вести с калькулятором в руках, но невозможно: нет данных. Однако сведущие люди настаивают, и я им верю, что футбол, самостоятельно существующий, был бы рентабелен.
Уже одно это должно заставить уважать футбольный труд.
Да и как поверить, что зрелище постоянное, наравне с театром, кино, цирком, эстрадой, способно устоять, не будучи гарантировано квалифицированным трудом? Это не говоря о том, что наши команды на стадионах всего мира конкурируют с футболом, издавна открыто называющимся профессиональным. И когда нам приходилось видеть или читать, что наши футболисты либо обыграли профессионалов, либо уступили профессионалам, причем это слово в обоих случаях произносилось с мелодраматическим нажимом, невольно возникало недоумение: «А кто — наши?» Если они любители и выиграли, то выходит, тем профессиональным зря платят деньги, а если проиграли, то остается наших пожалеть. Все это вносило сумятицу в мир болельщиков, искавших и не находивших правду.
И вот среди многих других крутых перемен в обществе настал конец и спортивным лживым сказочкам. Со вздохом облегчения мы стали называть вещи своими именами, как бы пользоваться родным языком, со слова «профессионализм» соскоблена шелуха оскорбительного запрета. Тут же с воинственной радостью обретения долгожданной свободы и с нашими известными наклонностями к переимчивости новоявленные футбольные предприниматели пустились во все тяжкие. И начали с того, что ближе лежит, что заманчивее, — коммерции. Замелькало: доходы, покупка, продажа, спонсоры, контракты, реклама, при клубах — кооперативы, кафе, дискотеки, сувенирный промысел. Ей-богу, порой кажется, что буйная эта деятельность может сделать необязательным выход футболистов на зеленое поле, что они устроятся и без игры.
Наверное, все это постепенно войдет в берега. И новые формы правления приживутся. Как бы ни были благоприятны сами по себе все эти перемены, осуществлять их предстоит определенному кругу лиц. И оглядываешься по сторонам, и диву даешься: где же они, талантливые антрепренеры, функционеры, президенты, столь сейчас необходимые? Как видно, долгие годы, особенно семидесятые, прожитые людьми футбола в иждивенчестве, молчком, с тайной хитрецой, в отстаивании крохотных, по преимуществу личных, интересов, не способствовали разнообразию выдвижений. Ведь и тренеров-то, завоевавших себе твердую репутацию за те же годы, раз, два и обчелся.
С вниманием, которое я назвал бы напряженным, были приняты сообщения о том, что сначала «Днепр», чуть позже киевское «Динамо» преобразованы в хозрасчетные футбольные клубы. Им нельзя не желать успеха. Сдюжат ли? Одолеют ли неминуемые бюрократические рогатки? В киевском «Динамо» дело возглавил Валерий Васильевич Лобановский, давний, убежденный сторонник профессионализма и самостоятельности. Математик, организатор, упрямец, хват, имеющий под началом команду прочную, в сравнении с другими редко страдающую от конъюнктурной морской болезни, устойчиво собирающую зрителей, Лобановский, как мне представляется, едва ли не эталонно выглядит тем человеком, которому по плечу реформы. Так появился в нашем футболе объект, заслуживающий, чтобы за него мы «поболели» всем миром.
Вернемся к заявлению О. Блохина. Как вы помните, он связал искоренение договорных матчей с введением профессионализма, ибо в этом случае, как ему думается, клубы будут заинтересованы во внимании зрителей, ибо сомнение в истинности обещанного зрелища их число убавляет.
Неспроста в странах, где давно заведен профессиональный футбол, федерации и хозяева клубов стоят на страже добропорядочности (можно сказать и иначе — доходности) игры. Чего стоит дисквалификация на два года знаменитого итальянца Росси за подозрение в сговоре, того самого Росси, который, отбыв наказание, стал героем чемпионата мира 1982 года! И наоборот, в тех странах, где футбол полупрофессионален (Венгрия, Чехословакия, Польша, Болгария), то и дело возникали громкие скандалы из-за махинаций.
Договорные матчи расцвели не сами по себе, они, как любая халтура, как любое нечестное деяние, сигнализируют о неблагополучии в организации дела.
Я с любопытством читал отклики на статью в «Огоньке». Некоторые болельщики, попривыкнув, как видно к странным результатам (они же, как правило, идут на пользу командам, поправляют их положение), не столько протестовали против самого явления, сколько сосредоточились на отводе подозрений от «своих» и на упреках в адрес «других». Почта доставила и исторические экскурсы, где ставились под сомнение матчи, сыгранные даже сорок лет назад. Уж и не знаю, не хотели ли эти исследователи доказать, что футбол извечно жуликоват и нечего придираться? Если это допустить, то чего ради они хранят к нему интерес, что же тогда их в нем привлекает?
Одно из правил репортерства — не уклоняться, принимать вызов.
Исследователи кивают на чемпионат 1947 года, когда в его конце ЦДКА и московское «Динамо», оспаривающие звание чемпиона, заботились о соотношении забитых и пропущенных мячей. Сначала динамовцы выиграли у тбилисцев на их поле 4:0, что давало им хороший запас, однако армейцы победили «Трактор», и тоже на его поле, 5:0 и заняли первое место. В ту пору я был далек от футбольных кругов, пользовался лишь общедоступными сведениями. М. Мержанов, осведомленный в силу своего служебного положения, в книге «Еще раз про футбол» к обоим этим матчам отнесся с недоверием.