«Высший пилотаж, – восхитился Ляхов. – Хорошо их учили! Бурная игра гормонов, едва сдерживаемая страсть, дрожь нетерпения, будто у классной египетской танцовщицы – а клиент воспринимает это лишь подкоркой. Глазами разума видит застенчивость, робкое желание понравиться и одновременно страх, что мужчина превратно поймёт её только-только зарождающееся чувство, поведёт себя слишком решительно, чем всё испортит».

Его вдруг неприятно поразила мысль, что и Людмила умеет всё это, и вполне способна манипулировать им, как и любым другим мужчиной. В зависимости от задания. Как, например, безукоризненно играла на даче перед милицейским патрулем.

Но тут же вспомнил слова Натальи Андреевны, потом Сильвии: «Со своими они никогда ничего подобного не позволят. Если выберут себе мужчину, то вернее их подруг на всём свете не найти». И успокоился.

Правда, Вадиму не хотелось бы, чтобы Герта всерьёз выбрала себе Мятлева. Вроде бы и ничего мужик, но уж слишком любвеобильный. А у него, получается, комплекс старшего брата взыграл – «я лучше знаю, какой парень моей сестрёнке нужен». Да и вообще рановато на такие темы задумываться.

Выпитый коньяк и общество Герты и Людмилы полностью избавили Леонида Ефимовича от футурошока при переходе в другую реальность. Стоило им только выйти из парка на вечернюю улицу, он сразу сообразил, где оказался. Да и странно было бы! Он умел по нескольким фотографиям определить почти любую из мировых столиц, где сделаны снимки, по рисунку букв и особенностям текста легко распознавал язык, даже совершенно незнакомый.

Что уж говорить о родном городе, где хотя и поменялось внезапно почти всё – одежда людей, типы и марки автомобилей, общий вид улиц, даже архитектурные стили новостроек, осталось достаточно легко узнаваемых, характерных именно для Москвы зданий. Тем более именно об этой «другой» Москве он последнее время только и думал.

Огляделся по сторонам, словно от растерянности сжал ладонь девушки. Очень естественно получилось. Он удивился сам себе: стоит сейчас неизвестно где, перенесённый через немыслимые толщи пространства-времени, и не травмирован пресловутым футурошоком, просто радуется приключению, навсегда меняющему его ставшую такой рутинной жизнь.

А ещё больше – ощущению нежной, но крепкой девичьей руки в своей ладони, близости её тугого, высоко открытого бедра, запаху никогда ранее не слышанных духов…

Может быть, в том и смысл, что всё случилось сразу и вместе?

Та жизнь, какая ни была, закончилась окончательно пять минут назад. Если вернётся – то уже будто и не всерьёз. Зато началась новая, где чужой город, чужая страна, чужое время. А между ними связующее звено – именно эта прелестная, невыносимо красивая, столь же умная баронесса Витгефт. Никого подобного ей он прежде не встречал. А сравнивать было с чем.

Вспомнились вдруг слова из песни Визбора:

Ему-то, слава богу, не сорок восемь, только сорок один через три месяца будет, а Герте, она сама сказала – двадцать три. А то и двадцать четыре, что вероятнее. Так какие наши годы?

Ляхов с Людмилой стояли позади, Вадим тоже непроизвольно взял официально объявленную невесту за руку. Смотрели на проспект, с изредка скользящими через световые пятна фонарей такси и лимузинами.

– Кажется, выходит лучше, чем ты спланировал, – шепнула Вяземская.

– Не знаю, лучше или хуже, но выходит. Герцог Бэкингэм за куда более страшненькую женщину, королеву Анну, интересы Отечества продал, а у нас всё наоборот. Только ты что думаешь, у них всерьёз может получиться?

– Вот это меня совершенно не волнует, – несколько резковато, на взгляд Вадима, ответила Людмила. – Вы с Секондом ей задание дали – она его исполнит «любой ценой». Цена эта, в её и твоём понимании, – несколько разная. Ты, со своими патриархальными взглядами, до сих пор уверен, что девушке с мужчиной за деньги или «по работе» спать неприлично. Нас же учили, с четырнадцати, наверное, лет, что это просто один из методов нашей работы. Иногда языком цели добиваешься, иногда кулаком, выстрелом, иногда – этим. Я уже говорила – для тех, кем мы были на Таорэре, понятие морали, совести, как внутреннего императива, отсутствовало вообще. Здесь, спасибо Майе, Наталье Андреевне и службе в отряде, всё изменилось.

Я понимаю, ты её сейчас со мной сравниваешь, – проявила Вяземская специфическую проницательность. – Сразу скажу: успокойся. Я теперь таких заданий выполнять не буду. Да и некому их больше отдавать. Если не передумаешь – в отставку подам, только мы вдвоем будем решать, что мне делать, чего не делать. Заметил – при всей своей «подготовке» с тобой я не легла. Хватило урока с пистолетом. Теперь – только когда ты с меня фату и белое платье снимешь. О другом и не думай. По рукам получишь как минимум. А за Герту не беспокойся.