«Всего пять лет! Только-то!» – невольно подумал полковник, краем глаза увидев знакомую, историческую для него скамейку под кроной гигантского платана. Теми же словами подумал, что тогда – о времени, прошедшем после «царского» [123] выпуска из училища и до крушения всего привычного мира и его собственного превращения в жалкого, никому не нужного эвакуанта [124] . Проще говоря – беженца.

Завершив экскурсию, кортеж без остановок отправился к историческому, по-своему, месту. На обрывистом берегу моря, вдали от городских строений располагался ресторан, без затей названный «Византия».

По словам Басманова, именно здесь всё «Братство» тогдашнего состава отмечало Победу, казавшуюся окончательной. Да, собственно, для Югороссии такой и ставшей. Место Уварову, его девушкам и даже Катранджи показалось весьма подходящим. С большим вкусом выбранное и оформленное. Этакое сочетание глубокой древности с нынешним модерном. Руины мощных средневековых стен, крытая дубовая веранда, вознесённая над древним фундаментом, оплетённая очень старыми, но густыми виноградными лозами и какими-то местными буйноцветущими лианами. Внизу, насколько видит глаз – бирюзовая, вся в солнечных бликах гладь Мраморного моря. На рейдах и в гавани – множество торговых и пассажирских пароходов, среди которых весьма солидно и убедительно расположились боевые корабли разных классов.

Между опорными столбами веранды и древними мраморными колоннами, раскачивая занавески, глянцевую, словно бы лакированную листву и цветы экзотических растений, шелестит совсем лёгкий бриз.

Приятно, красиво, умиротворяюще, особенно для людей, неизвестно чьей волей оказавшихся в глубоком прошлом.

Ресторан был совершенно пуст. Сюда и так заезжали компании в основном по предварительной договоренности, а сейчас, стараниями Басманова, не оказалось вообще никого. Официанты, предварительно накрыв длинный общий стол, ждали последующих распоряжений во внутренних помещениях.

Только в правом углу, за двухместным столиком у самого парапета, ограждающего крутой обрыв к морю, сидел, скучая в одиночестве, господин лет пятидесяти, профессорского облика, в чесучовом костюме. Перед ним графин красного вина и тарелка местного сыра. Он курил, неторопливо и задумчиво, и только услышав весёлые женские голоса, повернулся. Наверняка странная по этому месту и времени компания – пять слишком красивых девушек, три мужчины, из них два в военной форме, – его заинтересовала. Вопреки приличиям господин начал рассматривать каждую из эффектных особ чересчур откровенным взглядом. Даже Анастасия, при её характере, почувствовала себя неудобно, словно случайно вышла на люди, забыв надеть юбку. Такое, конечно, бывает только во сне, но и после пробуждения оставляет в душе трудно стираемую тревогу.

Утром, перед отправкой группы Уварова с Катранджи в Югороссию, Секонд появился на Столешниковом без предупреждения и раньше, чем можно было ожидать. Фёст вообще думал, что ближайшие два-три дня никто его не побеспокоит и он спокойно сможет заняться собственными делами с местными журналистами и подходящими для участия в «Мальтийском кресте» офицерами из «Чёрной метки». К тому же были у него кое-какие интересные соображения насчёт работы с президентскими друзьями.

Сильвия, считая большую часть миссии, ради которой её пригласили, успешно выполненной, собиралась на какое-то время отлучиться в Лондон. Она выскочила оттуда «по тревоге», не зная даже зачем, и Берестин продолжает свою партию в бридж, не подозревая, что его подруга не сплетничает в салоне с баронессами и герцогинями, а опять ввязалась в мировую политику.

Но в том и суть жизни фронтового офицера, что и на час вперёд не может он знать свою судьбу. Хоть на отдых отвели, и до передовой очень-очень далеко, а зазвонил телефон, или ординарец с пакетом на пороге застучал сапогами – и по новой: «Запрягайте, хлопцы, коней». Было дело, отпраздновали Новый год однажды [125] …

Секонд выглядел не то чтобы расстроенным, но и не слишком весёлым. Как бы между прочим сообщил, что после встречи с Президентом Император выразил ему «высочайшее недоумение» по поводу явно неподготовленной встречи, поэтому генеральские погоны в ближайшее время приобретать не стоит. А у них была с аналогом такая полушутливая договоренность – чины, получаемые одним, становились как бы общими. В Москве оба воевали полковниками, и теперь, получи Секонд генерал-адъютанта, и Фёсту в подходящей обстановке носить бы беспросветные погоны со свитскими аксельбантами.

– Олег сказал, что бессмысленной трепотни насчёт демократии и так называемых «свобод» он за годы своего «местоблюстительства» от всяких каверзневых достаточно наслушался. Если мы считаем работу по «Мальтийскому кресту» перспективной, то можем продолжать, не в ущерб прочим служебным обязанностям, а он препятствовать не будет. Но в следующий раз будет смотреть только окончательные документы. А пока у него и других забот достаточно.

– Представляю, – сочувственно кивнул Фёст. – Это он ещё крайне мягко выразился. Другой бы мог под горячую руку вообще вернуть тебя «в первобытное состояние» [126] .