— Недалеко от Индии. Раньше наша земля называлась Цейлон.

— Цейлон?

Он так долго не отрывал от нее взгляда, что чуть не съехал с дороги.

— Ты там бывал?

— Нет. Просто мне стало немного страшно. Я все-таки хочу сказать тебе, Айвори, одну вещь про эту статую.

— Скажи.

— Всякий раз, когда я смотрю на нее, за ней проступает еще одно лицо. Я уверен, что оно — твое. Но та женщина всегда печальна и плачет.

— Ты хочешь таким образом польстить мне? Сравнивая со статуей, которой две тысячи лет?

— Не со статуей, — возразил Римо. — За статуей или над статуей иногда возникает другое лицо, оно парит в воздухе. Твое лицо. Я... Нет, лучше забудь все, что я говорил.

Она погладила его по руке.

— Ты здоров, Римо?

— Прекрасно себя чувствую. Просто вычеркни из памяти всё, что я говорил тебе о статуе и том лице, хорошо?

— Хорошо, — шепнула она, нежно целуя его в щеку. Но сам-то он не мог ничего забыть. Лицо, проступающее над каменным ликом Кали, было лицом Айвори. Сомнений не было.

Айвори — Плачущая женщина.

В углу кабинета О.Х. Бейнса стояло нечто запакованное, пяти футов высотой, но Холли, с трудом дотащившаяся до ашрама, даже не посмотрела в его сторону. Слезы ручьем лились по ее лицу, голос срывался.

— Он ушел от нас, — проговорила она дрожащим от волнения голосом.

— Бен Сар Дин?

— Нет. Он мертв. Тот, которого Кали велела убить, человек с портфелем. Он ушел.

О.Х. Бейнс вопросительно глядел на нее, и девушка выдавила наконец из себя:

— Все наши люди погибли.

— И Джош? — спросил Бейнс. — Мой сын погиб тоже?

— Мне очень жаль, — ответила девушка. — Никто, кроме меня, не уцелел. Все было просто ужасно. Агенту помог страшный человек — азиат, он бросился ему на выручку. То, что он сделал с нашими людьми — просто неслыханно по своей жестокости.

Бейнс сидел за столом, держа в руке карандаш. При известии о смерти сына карандаш замер в его руке, но через минуту он бросил его на раскрытый справочник и встал.

— Пора сматываться, — сказал он. — Здесь нельзя больше оставаться.

— А куда нам идти? — спросила девушка плачущим голосом.

— Кали позаботилась, — ответил Бейнс. — У меня куча билетов на рейс “Эйр Эйша”. Что ты думаешь к примеру, о Гонконге?

Она силилась улыбнуться сквозь слезы.

— Гонконг? В самом деле?

— А почему бы и нет. Воспользуемся этими билетами, обоснуемся там, воздвигнем новый храм — больше этого. И начнем все сначала.

— А убивать будем? — нерешительно спросила девушка.

— А как же, — заверил ее Бейнс.

— Тогда Кали будет довольна, — удовлетворенно заметила Холли.

— А то, что хорошо Кали, хорошо и нам, — подытожил Бейнс.

— Это мне понятно, Главный фанзигар. — Она нахмурилась. — Но вы не можете оставаться Главным фанзигаром.

— Почему?

— Тот, кто был нашим Святым, мертв. Значит, теперь наш Святой — вы.

— Согласен. А ты будешь Главным фанзигаром, — сказал Бейнс, проверяя наличие денег в бумажнике.

— Я? Но ведь я женщина?..

— Ну и что? Кали это оценит правильно. Ее можно назвать первой феминисткой.

Видя, с какой серьезностью Холли Роден кивнула, Бейнс с трудом удержался от смеха.

— Вы полетите со мной?

— Мы встретимся в Гонконге. Мне нужно внутренне подготовиться к миссии Святого. Думаю, надо уединиться в горах для медитации.

— Я родом из Денвера, — сказала Холли. — Если вам нужно пристанище...

— Спасибо. У меня есть здесь в горах поблизости один укромный уголок. Что может быть лучше горного колорадского воздуха — он-то и поможет мне подготовиться к новому жизненному служению.

Обняв девушку за плечи, Бейнс прибавил:

— А ты собирай всех, кто остался, и валяйте в аэропорт.

— А как же Кали? Нужно подготовить ее к путешествию.

— Нет. — В глазах Бейнса появился стальной блеск. — Я сам упакую статую.

— Но...

— Не будем зря тратить время, — отрезал Бейнс. — Мы в окружении неверных. Надо торопиться.

— Я сейчас же всех соберу.

Уже через пять минут с улицы донесся автомобильный гудок. Бейнс выругался про себя. У этих малолетних идиотов не хватает ума даже на то, чтобы парковать машины у черного хода.

Взяв стоящий в углу и замотанный в ткань большой предмет, Бейнс поволок его к двери.