К концу толстовской эпохи замечается отход от биографического романа типа диккенсовского, где есть твердая почва, где можно прожить хорошей жизнью от начала до конца, и формы для этого существуют. Уже у Достоевского мы видим стремление создать форму жития, но она осталась только исповедью. Белый понимает, что биографического романа теперь быть не может и приходит к житию, к которому может быть пришел бы и Достоевский. В романах Белого дело не в биографии героев: он стремится связать все моменты жизни не обществом, как в английских романах, а Космосом, заменить историко-бытовой и религиозно-ортодоксальный план космическим. Так, в «Котике Летаеве» Белый пытается раскрыть игру космических сил в душе мальчика. Стремление возвести все маленькие моменты жизни к этапам Космоса является основой антропософии. Здесь мы из широкого мира входим в узкий мирок антропософии, но в то же время осознаем попытку разработать план биографии в новой форме.

Вот те моменты, которые ввели Белого в русскую литературу и обусловили его значение. Избежать его влияния нельзя. И даже самый крайний фронт пролетарских писателей, группирующихся вокруг [ «Молодой гвардии»], без него ничего сказать не в состоянии. Белый на всех влияет, над всеми как рок висит, и уйти от этого рока никто не может{260}.

Анненский по стилю импрессионист. Он сближает предметы не по наблюдениям во внешнем мире, а по впечатлениям, возникающим в душе творящего. Связь между предметами вызывают капризные ассоциации в пределах внутреннего индивидуального опыта, и они становятся доминирующими в стихотворении.

Объединяет Анненский не существенные символы, как это имеет место у Вяч. Иванова, а эпизоды, случайные предметы, в которых на первый план выступает эмоциональный момент. И это — не основные массы эмоций, как у Бальмонта, а лишь полутона, нюансы. Анненский создает свои образы, работая только второстепенными признаками. Созвучие у него строится не на основных тонах — он их не слышит, а на тонах, которые в поэзии обычно игнорируются. Так, работая второстепенными эмоциональными признаками, он весну связывает со смертью. На основании чисто жизненной, почти реалистической подробности, что весной многие чахоточные умирают, весна по эмоциональной ассоциации становится гибелью снега и льда, гибелью зимы. И в результате образ весны из радостного делается мучительным, из возрождения — смертью{261}.

Во многих стихотворениях основным образом является предмет. Но в них важно не то настроение, которое он вызывает, а вживание, вчувствование в него самого. Поэт берет переживания не в себе, а В вещи. Это впечатление не от предмета, а впечатления самого предмета.

Метафора у Анненского неширокая, почти реалистическая, иногда стремящаяся к нарочитому реализму.

Звуковая сторона скрыта, не является самостоятельным эстетическим фактором.

Интонация чрезвычайно тихая с очень тонкой нюансировкой, почти не передаваемая ритмом.

Синтаксис характерен нарочитой неправильностью в расположении слов: постановкой местоимения перед существительным, неоправданным употреблением падежа и др. Так, в строке «И восковой в гробу забудется рука» творительный падеж выдвигает слово восковая, которое очень важно для поэта{262}. У многих современных поэтов замечается тенденция к особому синтаксису. Так, Андрей Белый обособляет слова, Стефан Георге сливает; и цели своей они достигают с помощью особого синтаксиса. У Анненского конструкция фразы обычная, но постановка слов в ней особая.

Таковы основные формальные особенности поэзии Анненского.

По характеру своей поэзии Анненский близко стоит к наиболее чисто выраженному французскому декадансу, и не к его видным представителям, а мало известным. Прежде всего Анненский близок к Лафоргу. Тот также влагает себя в предмет, у того также преобладают побочные тона, на которых строятся эмоциональные ассоциации. Близок Анненский и Ришпену. Главные образы Ришпена — это нищие, калеки; подходит он к ним не с социальной стороны, а вчувствуется в их состояние. И Анненский берет калек, но калеки у него — не люди, а предметы. Есть много общего у Анненского и с отдельными циклами стихотворений Верлена.

Основная тема поэзии Анненского — отраженная, теневая жизнь. Когда-то смысл в жизни был, но осталась лишь тоска припоминания. Невозможность восстановить утраченный смысл выражают: фраза, в которой не хватает самого важного слова, чтобы осмыслить ее, залитая чернилами страница, бессмысленный плач детей…{263} В «Посылке» из <Баллады> Анненский вживается в трубы солдат, и вся его поэзия кажется ему таким же недоумением, как доносящееся издали пение труб{264}.

Любовная тема носит тот же характер недоумения. Как в фразе, в которой не хватает самого важного слова, так в любви не хватает самого главного, что могло бы осмыслить роман.

И смерть — неприятное недоумение. Символ смерти — черви; и этот символ сдвигает все обычные тона belle dame sans merci{265}.

Мотив недоумения переносится и на пейзаж. Ярких пейзажей у Анненского нет, и даны они в минорных тонах. По характеру пейзаж сродни предмету: он обходится без человека, в себе заключает настроение.