На вопрос, как соотносятся объем сказанного и объем записанного, в каждом отдельном случае ответить, к сожалению, нельзя. Можно только предполагать, что записи ленинградского периода ближе к «тексту» самих лекций и в каждый данный момент и в целом, т. е. своим объемом, что первые записи, т. е. записи лекций о литературе XVIII века и начала XIX в., напротив, если не в каждый данный момент, то в целом от оригинала дальше.

При этом, имея в виду общую характеристику лекций, на сегодняшний день мы не можем с уверенностью ответить и на другой вопрос: Михаил Михайлович Бахтин, великолепно до конца своей жизни читавший стихи, читал или не читал их в каждом данном конкретном случае во время домашних лекций. Образ лекции, если хотя бы в небольших объемах читалось то, о чем шла речь, совсем оказывается другим. «Озвученные» чтением, прежде всего, конечно, стихов, в памяти слушателей лекции Бахтина иначе акцентированы, и, конечно, такие лекции с большим трудом могут быть зафиксированы и воспроизведены какими бы то ни было записями, кроме магнитофонных [362] .

Тем ценнее для нас записи Миркиной, которые (тут важен и их общий объем) способны у вчитавшихся в них вызвать и чувство благодарности и чувство восхищения. Нужно было очень ценить получаемую информацию, чтобы так бережно ее фиксировать и хранить.

Рукопись, по которой публикуются ЗМ, представляет собою заново переписанный текст записей. Это — 338 листов плотной белой бумаги обычного формата. Титульный лист в нумерацию не входит, на нем — заглавие текста: «Лекции М. М. Бахтина по русской литературе. 1922–1927 гг. Запись Р. Миркиной». Весь текст написан рукой Рахили Моисеевны Миркиной, ее же рукой пронумерованы страницы. Использована только одна сторона каждого листа, на последней странице рукописи непосредственно под последней строкой текста — подпись: Р. Миркина. Записи, частично принадлежащие девочке-подростку и частично юной студентке, аккуратно, разборчиво, участно, переписала пожилая 70-летняя женщина. Переписала не в первый и не в очередной, но в последний раз. Чернила — синие.

В преамбулах и примечаниях к отдельным темам ЗМ уточняются «адреса» различного рода отсылок к художественным и другим текстам и делается сугубо предварительная попытка вписать содержащиеся в ЗМ отдельные оценки и мысли М.М.Б. в контекст уже известных его произведений. Кроме того, цель ряда примечаний — быть в каком-то смысле путеводителем по пространству самих ЗМ. Слова записи и запись употребляются в тексте комментария тогда, когда речь идет о какой-то части текста ЗМ; соответственно, слова тема, темы обозначают в тексте комментатора крупно озаглавленные части ЗМ, на которые текст ЗМ был поделен самой Р.М.М. по чисто тематическому принципу, независимо от объема и минуя деление на отдельные лекции.

Тема «Тургенев» принадлежит к десяти самым объемным в ЗМ. Наиболее вероятное время чтения лекций о творчестве Тургенева (их было, видимо, не менее двух) — осень 1923 г., но не позднее самого начала 1924 г. В рукописи ЗМ с этой темы начинается русская литература второй половины XIX века. Определить точнее, когда читались лекции о Тургеневе, мешает в том числе и отсутствие каких-либо сведений о недошедших до нас лекциях о других русских писателях второй половины века: мы не знаем, были ли прочитаны лекции о Герцене, Островском, Салтыкове — Щедрине, Фете, А. К. Толстом, Писемском, Ап. Григорьеве, Лескове, Полонском и др., если были прочитаны, то по какой причине не были записаны, если были и прочитаны и записаны, то почему не сохранились записи, если, наконец, лекции об этих и других писателях второй половины XIX века просто не были прочитаны, то причин этого мы также не знаем. К сожалению, вообще ничего неизвестно о том, кому, учителю или ученикам (ученицам), принадлежала инициатива отбора тем, имен и заглавий. Со слов Р. М. Миркиной мы знаем только, что у нее «сохранились записи некоторых лекций Бахтина разных лет» (см. на с. 566 и сл. выдержки из очерка «Бахтин, каким я его знала»).

Тургенев достаточно часто, чаще многих других русских писателей и поэтов, упоминается в работах Бахтина, но либо в том или ином ряду (в ППД трижды Тургенев упомянут в ряду с Толстым и Гончаровым, упомянут в ряду с Толстым и Бальзаком, только с Толстым, наконец, с Толстым и «западноевропейскими представителями биографического романа»; в СВР — в ряду с Бальзаком, Достоевским «и др.»; в Хрон. — в ряду с Гоголем, Глебом Успенским, Щедриным и Чеховым), либо в откровенно вспомогательно-методических конструкциях типа: «например, Потугин у Тургенева» (ППД), «например, у Тургенева» (там же), «например, "Призраки" или "Довольно" Тургенева» (там же), «простейший образец — "Рудин"» (СБР) и т. д.

В порядке сопоставления: на нескольких страницах идет речь о Базарове в ФМ и тоже с «например», почти обязательным для тургеневского контекста у Бахтина («Герой романа, например, тургеневский Базаров, взятый вне романной структуры…» и т. д.); в МФЯ встречаем: «… например, у Тургенева и, в особенности, у Толстого» или «… (как у Тургенева или Толстого)» (ФМ, 33–35, 39; МФЯ, 128, 133).

О Тургеневе же в его специфике, об отдельных произведениях его в работах Бахтина сказано чрезвычайно мало, считая и те намеки на своеобразие творчества Тургенева, которые содержатся в опубликованных в этом томе статьях о Толстом (в них трижды подчеркивается то, что принципиально отличает Толстого от Тургенева), и те, наконец, предельно краткие, но прямые характеристики и характеристики-оценки стиля Тургенева, которые содержатся в ПТД (и ППД), в СВР и в опубликованных в 5 т. этого собрания рукописях с условными названиями «1961 год. Заметки» (часть I рукописи опубликована в ЭСТ под названием «К переработке книги о Достоевском») и «Достоевский. 1961». В ПТД (и почти без изменений в ППД), настаивая на необходимости отличать в сказе установку на чужое слово от установки на устную речь и сопоставляя прозу Тургенева с прозой Пушкина и Лескова, Бахтин пишет: «Вводя рассказчика, Тургенев в большинстве случаев вовсе не стилизует чужой индивидуальной и социальной манеры рассказывания. Например, рассказ в "Андрее Колосове" — рассказ интеллигентного литературного человека тургеневского круга». И там же чуть ниже: «Преломлять свои интенции в чужом слове Тургенев не любил и не умел. Двуголосое слово ему плохо удавалось (например, в сатирических и пародийных местах "Дыма")». В СВР — о том же чуть иначе: «… у Тургенева романная оркестровка темы сосредоточена в прямых диалогах, герои не создают вокруг себя широких и насыщенных зон, развитые и сложные стилистические гибриды у Тургенева довольно редки»; и далее в СВР — восемь примеров «рассеянного разноречия» из романов «Отцы и дети» и «Новь» (ВЛЭ, 130–132). В «1961 год. Заметки» (т. 5, 341) — другими словами почти о том же: «Если у Тургенева отбросить содержание споров Базарова и П. П. Кирсанова, например, то никаких новых структурных форм не останется (диалоги протекают в старых одноплоскостных формах)»; в «Достоевский. 1961» — резкое и определенное противопоставление героев Тургенева героям Достоевского: «Герои Тургенева живут, осуществляют свою социальную и индивидуальную судьбу (которая их вполне завершает) и между прочим и спорят. У героев Достоевского вся их жизнь и судьба растворяется в споре, в занимаемой ими диалогической позиции» (т. 5, 368).

Таким образом, публикуемые записи лекций о Тургеневе — единственное на сегодняшний день достаточно развернутое высказывание (или, точнее, ряд более или менее развернутых фрагментов высказывания) Бахтина о произведениях Тургенева со всеми возможными оговорками, неизбежными, когда речь идет о высказываниях, сохранившихся в чужих записях и при этом еще и в единичных чужих записях.

Записи лекций о Тургеневе не содержат сведений чисто биографических и уже поэтому производят впечатление несколько менее «школьных», чем предшествующие им, что, в частности, стало лишним аргументом в пользу того, чтобы именно с них начать публикацию ЗМ в приложении к данному тому (см. общую преамбулу к ЗМ).

Сравнительно небольшая запись лекции (скорее всего, только одной) о Гончарове вполне, тем не менее, соизмерима по своему объему с той частью записи лекций о Тургеневе, в которой речь идет о романах Тургенева. Гончаров в известных работах М.М.Б. упоминается редко, заметно реже, чем Тургенев, и упоминания эти едва ли заслуживали бы специального внимания, если бы среди них не оказалось удивительного обломовского абзаца-конспекта (Хрон. ВЛЭ, 383), небольшого, но вполне достаточного для того, чтобы тема Бахтин о Гончарове могла быть существенно обозначена (принципиальная сочувственная ссылка на обломовский абзац Хрон. содержится на с. 190 книги «Гончаров» Юрия Лощица, выш. в 1977 г. в серии ЖЗЛ). В свете содержания этого абзаца-конспекта, который вполне можно представить развернутым и в главу книги и в книгу, иначе воспринимаются, становятся более значимыми и упоминание Гончарова в ряду со Стендалем, Бальзаком и Флобером (Хрон. ВЛЭ, 383), и упоминание его романов в длинном перечне европейских романов воспитания в РВ (ЭСТ, 199), и, наконец, троекратное упоминание Гончарова в ряду с Толстым и Тургеневым в ППД.