Особенно обстоятельной была записка комиссии, которую возглавлял Шверник. Ее наряду с другими документами и доложили Горбачеву. Новое поколение руководителей партии не было достаточно осведомлено о событиях тех дней. Факты, приведенные в записках, произвели на Михаила Сергеевича сильное впечатление.

— Есть ли в архиве еще какие-то материалы по репрессиям? — спросил он меня. — Поищите.

— Только отчеты трех комиссий. Записка Шверника наиболее полная.

Он задумался.

— Кто знает об этих документах еще?

— В начале 60-х годов о них знало все партийное руководство, члены ЦК. На этих записках основывался доклад Хрущева, письмо ЦК членам партии, — ответил я. — А кому они известны из членов нынешнего руководства, надо спросить у А. И. Лукьянова.

— Подержи документы у себя. А записку Шверника оставь мне, я ее еще почитаю.

Прошло недели две-три, и Горбачев вернулся к этой теме:

— Надо ознакомить с фактами членов Политбюро и Секретариата ЦК. Сделаю это сам.

Он нажал кнопку прямой связи на пульте управления и, услышав голос Рыжкова, спросил:

— Ты можешь сейчас подъехать ко мне? Отложи все дела.

Затем он позвонил А. А. Громыко, Е. К. Лигачеву и еще нескольким членам Политбюро. Когда все собрались в кабинете Горбачева, несколько обеспокоенные срочностью вызова, Михаил Сергеевич сказал:

— Все мы знали о репрессиях в годы сталинского правления, но вот есть документы, о которых мало кто знает. Выдержки из них я хочу зачитать.

Он открывал страницы объемной записки Шверника и зачитывал вслух некоторые фрагменты стенограмм допросов, выводы комиссии.

Мне казалось, что никто из собравшихся еще не понимал, к чему такая срочность созыва и громкая читка документов и куда клонит генсек. И лишь в конце встречи Горбачев с каким-то внутренним блеском глаз, быстро, проглатывая слова, заговорил о своей цели. Смысл его слов состоял в том, что партия, общество не информированы обо всех злодеяниях сталинского режима и, следуя урокам правды, надо сказать во всеуслышание правду о том времени. Но прочитать записку Шверника членам Политбюро Горбачев не дал, сказав, что будет лично знакомить с ней остальных руководителей страны.

В течение месяца-полтора он собирал у себя по три-четыре секретаря ЦК, других руководителей партии и зачитывал им выдержки из документа. После такого ознакомления генсек вынес вопрос на заседание Политбюро ЦК. Было принято решение создать новую комиссию и довести до конца то, что недоделал в свое время Н. С. Хрущев. Никто тогда из участников заседания, кроме, пожалуй, М. С. Горбачева, не предполагал, что поднятый вновь вопрос о репрессиях обернется против партии, членов ЦК, политического руководства.

Комиссию Политбюро было предложено возглавить М. С. Соломенцеву, в то время Председателю Комитета партийного контроля ЦК КПСС. В нее вошли А. Н. Яковлев, А. И. Лукьянов, Г. Л. Смирнов, директор ИМЛ, Генеральный прокурор СССР и ряд работников КГБ. Состоял в этой комиссии и я. Предстояла огромная работа по восстановлению доброго имени людей, безвинно осужденных в тот сложный период жизни страны.

Приблизительно два раза в месяц комиссия Со-ломенцева заседала и принимала принципиальные решения, которые обеспечивали реабилитацию репрессированных. Столкнувшись с огромным числом осужденных, мы пришли к выводу, что нужно считать невиновными всех, кроме тех, чья вина обоснованно доказана. Во всяком случае, я выступал за такой подход, хотя у некоторых были и сомнения. Дело в том, что вместе с невинными сидели действительно злостные враги государства, предатели Родины, уголовные элементы. Только на стороне фашистской Германии сражались с советским народом несколько сотен тысяч изменников — граждан нашей страны. И они несли справедливое наказание. К сожалению, и виновных и безвинных расстреливали и хоронили вместе. Но я исходил из известного принципа: лучше ошибиться и реабилитировать одного виновного, чем забыть одного невиновного.

Комиссия Соломенцева, позже возглавленная Яковлевым, сделала многое. Она не только восстановила справедливость, но и показала порочность всей системы правоохранительной деятельности прокуратуры, суда, НКВД — МВД — МГБ и некоторых других органов. Становилось все более очевидным, что немало пороков прошлого в судебной и прокурорской работе дошло и до наших дней.

Рассмотрение преступных деяний той поры, которое началось в годы перестройки, многие органы печати попытались связать с деятельностью всей партии, обвинив ее в соучастии в них. На волне критики сформировали мнение, что и сегодня партия ограничивает свободы и карает безвинных. Вовсе не хочу умалить вину партии, особенно ее прошлых руководителей, тем более что среди моих родственников есть репрессированные. Но справедливость должна быть. Иначе из одной крайности можно впасть в другую, а истина от этого вряд ли выиграет. Во всяком случае для меня вопросы справедливости носят принципиальный характер.

Во-первых, от репрессий прошлого страдали в первую очередь коммунисты. Во-вторых, большинство членов партии в период перестройки составляли люди, родившиеся после войны, не знавшие ужасов прошлого. Они искренне хотели изменить к лучшему нашу жизнь.

Партия первой подняла знамя перестройки. Она, несмотря на все трудности, смогла многое разрушить из того, что мешало двигаться вперед. КПСС осудила командно-административные методы работы, развернула борьбу за демократизацию. Не случайно большая часть так называемых демократов — бывшие члены КПСС, ее руководители. Более того, партия создала условия для дальнейшего движения вперед. Могут сказать: КПСС была вынуждена это сделать под напором жизни. Возможно, это и так. Но нельзя забывать, что в 1985 году, кроме КПСС, не было такой силы, которая могла бы так быстро изменить курс общественного развития.