Но началось некое повторение октябрьского Пленума, и выступавшие не хотели поддержать эту просьбу Б. Н. Ельцина. Конференция продолжала бурлить, выплескивая эмоции через край. Для партии, народа, привыкшим к размеренным речам и решениям, она стала своеобразной бомбой, способствовавшей разрушению единства КПСС.

С того самого дня, когда открылась партийная конференция, впервые собравшаяся за последние 50 лет, в жизни партии начались необратимые изменения. Это были перемены, потрясшие страну и весь мир. Люди понимали, что без должного порядка в стране можно потерять все достигнутое, разрушить само государство. Не все, однако, понимали замыслы руководства. Не всё понимал и я. Несколько раз заводил с М. С. Горбачевым разговор на эту тему, но он лишь однажды бросил фразу:

— Подожди, то ли еще я сделаю.

Он замысливал комбинации, о которых не знало его окружение: ни Политбюро ЦК, а позже ни члены Президентского Совета и Совета Безопасности, ни правительство. Даже ближайшие соратники вводились в заблуждение по поводу его истинных намерений. Был ли у него стратегический план ликвидации партии, развала страны? Полагаю, плана не было, но была некая идея-фикс, та конечная цель, достичь которую без уничтожения существовавшей системы было невозможно. Двигался он к ней импульсивно и с опаской. Большинство понимало перестройку как укрепление страны, ее могущества, рост благосостояния людей. Но это, как показала практика, осуществить генсеку было не дано. Пытаясь изменить общество, он невольно уничтожал государственность. Рвались подгнившие корни власти. И она, как перекати-поле, кувыркалась по просторам огромной страны в ожидании своей участи, появления твердой руки.

XIX Всесоюзная партийная конференция подходила к завершению своей работы. Острота дискуссий, невосприимчивость, порой нетерпимость иных взглядов не помешали все-таки принять ряд важных решений. Конференция приняла постановления по углублению перестройки, а главное — о реформе политической системы. Предстояло провести в тот год отчетно-выборную кампанию в партии, реорганизовать партийный аппарат и советские органы, подготовить дополнения и изменения в действующую Конституцию СССР, осуществить выборы народных депутатов, а затем образовать новые органы государственной власти. И делать это нужно было немедленно.

Ни делегаты XIX партконференции, ни члены ЦК, принимая постановления и резолюции, не знали, что создавали основы своего отстранения от власти. Десятилетиями складывавшиеся устои общественного развития напоролись на попытки реформирования, как корабль на топляк.

А ведь, как говорил поэт, так все хорошо началось. Идеи демократизации общества витали в воздухе, словно тополиный пух. У многих свободнее стала дышать грудь. Недооцененные младшие научные сотрудники и обойденные властью завлабы, покинув опостылевшие институты, перестали дремать и произносили столь пламенные речи, что многие твердокаменные материалисты быстро превратились в искренне верующих в «капиталистический рай». КПСС позволила всем желающим немного пору-лить государством, принять участие в выборах народных депутатов на альтернативной основе. ЦК КПСС, местные партийные комитеты готовились к избирательной кампании в необычных условиях с лозунгами большей самостоятельности и свободы действий представительным органам. На одно место выдвигалось несколько кандидатур. Эта формула позволила принять участие в выборах всем желающим.

За долгие годы правления КПСС у части населения выработался довольно стойкий принцип неприятия представителей партии. Как показала жизнь, даже очень толковые, знающие люди, поддержанные партийными комитетами, легко проигрывали малоизвестным противникам КПСС. На волне неприязни к КПСС в народные депутаты было избрано немало случайных людей, не выдержавших, к сожалению, элементарную проверку делом и временем. Разумеется, было немало талантливых, весьма квалифицированных и разносторонне подготовленных людей. Но во всем этом было много случайности. Не было оппозиционных партий, которые могли бы вести хоть какой-то отбор кандидатов. К сожалению, в начале 1989 года обо всем этом никто даже не думал. Альтернативный принцип выборов казался очень привлекательным. Но для части претендентов от КПСС он был и опасен. Не сразу, но достаточно скоро это понял М. С. Горбачев. Он чувствовал, что многие партийные и хозяйственные деятели, в том числе и он сам, могут не выдержать соперничества и не получат мандата. Поэтому у него зародилась идея провести выборы депутатов не только от округов, но и от общественных организаций. Под такую идею подводилось соответствующее обоснование. Необходимо, мол, чтобы представители профсоюзов, комсомола, партии, творческих союзов и организаций, различных обществ также были представлены в законодательных органах, что позволит полнее отразить настроения масс не только по территориальному, но и по профессиональному признаку.

Идея эта выглядела красиво. Она была хорошо воспринята не только в партии, но и среди представителей профсоюзов, писателей, художников, артистов, журналистов и многих других. М. С. Горбачев поручает проработать и нормы представительства: от партий, профсоюзов, других крупных организаций она определена в сто человек. Это была, как я говорил, маленькая хитрость, но и при ее реализации появлялись свои трудности. В этих «сотнях» выборы должны были проходить также на альтернативной основе, что могло свести всю идею к нулю. И здесь опять совместными усилиями договорились, что это право общественной организации: избирать кто как хочет. С альтернативой или без нее.

— Не будем же мы устраивать конкурс на Пленуме среди уважаемых людей, — говорил М. С. Горбачев, когда обсуждал этот вопрос в кругу своих помощников.
–

Последнее время он беспокоился за свою популярность, начавшую неуклонно падать. Михаил Сергеевич опасался выдвигаться в избирательном округе, боясь популярного соперника и возможной неудачи, но смущали его и тайные выборы на Пленуме.

— Из вредности ведь могут набросать много голосов «против». А потом человек, спрашивающий и требующий с кого-то за дело, обязательно кому-то неудобен. Нельзя идти на выборы «сотни» с альтернативой.

Это его беспокойство понять было можно. Он чувствовал себя не лучшим образом, плохо спал. Знавшие его близко видели, как он менялся и быстро старел. Раздражительность все больше сквозила в его словах, интонациях. Он принимал неожиданные решения, часто отказываясь от них. Вот и перед выборами он задумался, где должен баллотироваться сам.

— Ну скажите мне, — обращался он к своему окружению, — если я буду избираться в округе, то что скажут коммунисты: генсек не захотел избираться от партии?