– Но ведь теперь вы можете быть рядом, – тихо сказала Кристина, поглаживав Женю по голове.

– Не можем! – Вскинулась та, сверкая заплаканными глазами. – Как можно быть вместе с человеком, которого не знаешь? Это безумие – не знать ту, которую любишь, но это правда! Я люблю в ней ту молодую Ленку, которой она была пятнадцать лет назад, а она любит во мне ту Женьку, которую помнит. Но ведь мы теперь совсем другие! Я – другая. И она тоже.

– Но почему ты не дала вам шанс узнать друг друга?

– Да потому что невозможно вычеркнуть эти годы! Невозможно забыть о них, уговорить себя не помнить. Те, кто говорит "давай начнем сначала", говорят чушь! Потому что сначала можно начать только с тем, с кем не было этих лет, этих лет не вместе.

Она вытерла глаза и глубоко втянула в себя воздух. Боль тисками сжимала горло, и слова вырывались наружу с усилием.

– Это так ужасно, когда есть любовь, но нет близости. Когда она такая родная, но такая незнакомая… Когда она есть, и одновременно ее просто нет. Просто нет. Нет.

Сорвалась на тоскливый скрип и замолкла. Тихо плакала, слушая, как тикают на стене часы, и капает вода из плотно закрытого крана, разбиваясь тоской.

Кап-кап. Кап-кап.

– Ну а Марина? – Спросила вдруг Кристина, и от ее вопроса Жене вдруг стало холодно, и – будто это было возможно! – еще больнее.

– Марина сделала свой выбор. Я не просила ее уехать. Она уехала сама.

Слова были правильными, верными, но было что-то за ними, что заставило Кристину усомниться.

– Неужели ты ничего к ней не чувствовала? За все это время?

Женя закрыла глаза. Всякий раз, когда она думала о Марине, в груди становилось тепло и одновременно горько. Словно изжога, словно так и не зажившая рана.

– Я узнала ее за эти дни совсем другой. Оказалось, что многое, что для меня было истиной, на самом деле таковой не являлось. Оказалось, что она… Любила меня.

– И?

– И ничего, Крис. Ничего.

Женька вдруг повысила голос.

– Я устала гоняться за миражами, понимаешь? Устала бороться в одиночку! Если бы она правда любила меня, то не уехала бы никуда, и продолжала бороться. А раз так легко отказалась – значит, не так уж сильно я была ей нужна.

– Не знаю, – Кристина принялась сворачивать еще сигарету, – судя по всему, она затеяла все это мероприятие чтобы побыть с тобой. Это ты называешь "легко отказалась"?

Женя замолчала надолго, уставившись в стол. А потом подняла на Кристину полные боли, красные и злые глаза.

– Где они, Крис? Где каждая из них сейчас? Из них обеих? Если они любят меня, почему, черт возьми, я опять одна? Почему никого из них снова нет рядом?

Последние слова она уже выкрикивала.

– Почему когда мне нужна поддержка, рядом оказываешься ты, или Лешка? Но никто из них. Почему?

Кристина молча курила. Ответить ей было нечего. Всю взрослую жизнь рядом с ней был Толик, и она не помнила даже, каково это – быть одной. Женька же была одна всегда.

– В общем, – сказала Женя, немного успокоившись, – меня больше не интересуют ничьи чувства. Не знаю, случится ли когда-нибудь в моей жизни человек, способный не только говорить о любви, но и быть рядом, но это точно не будет ни Лека, ни Марина.

– Угу, – кивнула Кристина, – а что ты вообще собираешься делать дальше, Ковалева?

– Не знаю. Правда не знаю, Крис. Мне нужно время подумать, чего я хочу. Потому что, как оказалось, есть разница между "я хочу" и "я думаю, что хочу".

– О чем ты?

Женя встала и подошла к окну. Посмотрела куда-то вдаль, словно надеясь сквозь тысячи километров дотронуться взглядом до океана.

– Я думала, что хочу покоя, – сказала она, – но оказалось, что никогда в жизни я не была так счастлива, как в этот месяц. Никогда.

Об этом ей и предстояло подумать.

– Женька вернулась.

– Я в курсе.

Инна никак не отреагировала на новость. Впрочем, она в последнее время на все так реагировала – вяло, глухо, равнодушно.

Леша проводил взглядом деревянную лошадку, на которой по кругу с визгом пронеслась Лека, и вздохнул.

– Ничего нового?

Инна только плечами пожала. Она с отсутствующим видом смотрела на карусель, и казалось, что смотрит она не вокруг, а внутрь себя.

Да и вопрос был глупым, по правде говоря, и Леша хорошо это понимал. Что могло быть нового, если Лиза ушла и забрала Дашу? После первой ночи в новой квартире и новом – забытом уже – одиночестве, Инна стала другой. Молчаливой, замкнутой и бесконечно спокойной. Со стороны могла бы показаться высокомерной, но близкие видели – ей просто очень и очень больно.