Женькино тело под ее руками, Женькин шепот, полуобморочные крики – все это ни капли не убеждало в реальности происходящего, а лишь делало страх проснуться еще более осязаемым и сильным.

– Как думаешь, куда мы дели мое белье? – Лениво спросила Женька, чуть приподнимая голову с подушки, и Марине вдруг стало очень весело.

Господи, в этом была вся она, вся ее родная и любимая Женька, рыцарь в сияющих доспехах, который, конечно, ни в коем случае не может употребить в постели женщины пошлое и грубое слово "трусы". Какие трусы, что вы? Белье! Ну максимум "трусики".

– Что смешного я сказала?

Она повернулась лицом к Марине и прищурилась на нее усталыми от бессонной ночи глазами.

– Ничего, – Марина зарылась лицом в подушку, чтобы скрыть новые вспышки смеха, но тут же почувствовала, как Женькины пальцы самым бессовестным образом начинают щекотать ее спину, и ягодицы, и добираются до подмышек.

– Аааййй, – взвизгнула она, вырываясь и перекатываясь на кровати, – так нечестно!

– А смеяться надо мной честно?

Теперь они катались по постели обе – хохоча, пинаясь, каждая старалась оказаться сверху.

– Я смеялась не над тобой. – Заявила проигравшая Марина, оказавшись наконец внизу. – А просто так!

– Ну конечно, – не поверила Женька, – а то я тебя не знаю…

И осеклась. Взгляд ее вдруг стал из смешливого серьезным, а руки перестали удерживать Маринины.

– Ответь, – требовательно, и даже властно сказала она, – ты же не хотела искать Леку, да?

Марина вздрогнула. Кажется, пробуждение оказалось даже ближе, чем она боялась.

– Да.

Она пристально смотрела на Женькино лицо, ища в нем следы разочарования, или злости, или ненависти, и не находила. На нее смотрели взволнованные карие глаза, теплые, но в них совершенно ничего невозможно было прочитать.

– Почему ты просто мне не сказала?

И она вздрогнула снова. Втянула в себя воздух, и ответила:

– А разве ты бы мне поверила?

Она могла бы поклясться, что видела, как в Женькиных зрачках одним махом пролетает вся их прошлая жизнь. Олег, измены, и снова измены, и снова…

– Нет, – тихо сказала Женя, – не поверила бы.

Она слезла с Марины, и принялась ходить по комнате, собирая одежду. Марина с замершим сердцем провожала ее взглядом и молилась про себя: прошу тебя, господи. Только не конец. Пусть это не будет концом. Я умоляю тебя, заклинаю всем святым, что есть в этом мире, пусть это не будет концом.

Наконец Женька оделась, и, застегнув ремень на джинсах, присела на край кровати.

Марина замерла в ожидании.

– Я приглашаю тебя на свидание, – сквозь шум в ушах услышала она, и не поверила собственным ушам.

– Что?

– Я приглашаю тебя на свидание, – терпеливо повторила Женька и улыбнулась, – завтра. В семь. Согласна?

Слезы рывком кинулись из груди к глазам, и лишь неимоверным усилием удалось не дать им пролиться. Марина кивнула, боясь, что если скажет хоть слово – точно заплачет.

– Значит, встречаемся у фонтана перед Казанским в семь, – сказала Женька и, взяв Маринину ладонь в свои, коснулась ее губами.

На секунду Марине показалось, что она все видит, и все понимает.

А еще через секунду она ушла, и рыдания вырвались на свободу.

Машину бросили на стоянке у аэропорта в Ростове. Всю дорогу – а ехать пришлось около двух часов – Инна молчала, а Лиза делала вид, что спит, отвернувшись к окну и прикрыв глаза. Ей было очень стыдно, до такой степени, что при одной мысли о том, что однажды им все же придется поговорить, щеки наливались краснотой, а губы – дрожью.

То, что делала сейчас Инна, было неожиданно и… Странно. Разбудила ни свет ни заря, велела собирать вещи, и тут же уехала за билетами. Вернувшись, быстро выпила кофе и тут же понесла сумки в машину. И все это молча, ничего не объясняя.

Несколько раз за время пути в Лизиной сумке пиликал телефон, но она боялась вынуть его и посмотреть. Только в аэропорту, украдкой, пока Инна отошла за кофе, вынула и посмотрела.

Пять смс. Все от от Ольги.

Лиза вздохнула, и удалила все пять.

– Идем, – сказала неожиданно появившаяся за спиной Инна, – кофе нужно выпить до контроля.

И они принялись пить кофе. Не глядя друг на друга, обжигаясь глотками, уставшие и растерянные.

Выстояли очередь, прошли досмотр, и, поднявшись по ступенькам на второй этаж, присели на кресла в зале ожидания. Лизе очень хотелось взять Инну за руку, но было страшно. Она никак не могла забыть, какими жестокими были эти руки прошедшей ночью, как больно и яростно они врывались в Лизин маленький мир и возвращали к реальности.