Продолжение истории ему принесли его люди. В час, когда она вернулась, она застала своего супруга, пировавшего со своими людьми, как если бы он короновался. Он был пьян и поэтому не в состоянии слушать о походе своей жены. Она возобновила свой рассказ на следующий день. Навал пришел в бешенство, а потом рухнул под апоплексическим ударом. Он не умер, но ему не стало лучше. Спустя десять дней второй удар довершил дело. Авигея стала вдовой. Великодушие сразило жадность.

Новости стремительно достигли Орши. Эзер, заметивший интерес Авигеи к Давиду и видя волнение Давида, попробовал поговорить с ним.

– У человека твоего положения должно быть много возлюбленных, – заметил он. – Авигея расположена отдаться тебе. Это самая хорошая партия в округе.

Давид согласился и приказал своему адъютанту просить руки Авигеи.

Другая свадьба состоялась с Ахиноам, дочерью богатого предпринимателя из города Иизреель [5] , девственницей, достигшей половой зрелости шесть месяцев назад. Давид решил, что обе свадьбы пройдут в один день.

Все устроилось легко и быстро. Эзер поехал в Кармель с небольшим вооруженным отрядом. Авигея увидела их издалека, потому что она уже ждала их на пороге своего жилища.

– Давид послал нас просить тебя стать его женой, – просто сказал Эзер.

Она пала ниц.

– Я вымою ноги слугам моего господина.

Она была готова через час и в сопровождении пяти служанок, несших ее вещи, она села на ослицу и последовала по дороге в Оршу, сопровождаемая посланниками Давида.

На следующий день Эзер и его эскорт поехали за Ахиноам.

Еще через три дня священник Емафат из Кармеля поженил Давида, Авигею и Ахиноам. Немного опьянев, он многократно повторял за ужином, что обвенчал царя Израиля. Давид услышал его и подумал, что он больше не зять царя…

Праздник был пышный, такого в Орше еще никогда не видели. Авигея сидела справа от Давида, Ахиноам слева. Одна была роскошна, другая худощава. Они были как абрикос и финик. Он возложил на их головы венки из лавра и роз. До этого Давид попробовал только зеленого винограда с дерева Саула и чувствовал оскомину на зубах. Одна пора его жизни проходила, и другую он ждал с нетерпением.

А в конце пиршества Давид поднял к небу глаза и увидел полную луну, третью со дня пророчества Самуила. За Давидом наблюдал незнакомый гость. Это был худощавый и задумчивый молодой человек. Он подошел к Давиду и спросил его:

– Ты считаешь луны?

– Да, – ответил Давид. – Почему ты спрашиваешь?

– Я – племянник Самуила. Он послал меня сказать тебе, что пройдет двадцать пять лун, прежде чем твое имя взойдет на небе.

«Еще одно пророчество, – подумал Давид. – Если верить ему, остается двадцать две луны до постоянного царства».

Ночь была разделена между абрикосом и фиником. И Давид подумал, что лучший способ любить женщину – это иметь другую, так как, вкусив меда одной, лучше чувствуешь кислинку другой. Итак, он посадил пальму и абрикос. Поняли ли они это? Они воздержались от слов, издавая только вздохи или короткие крики, как вскрикивают ночью птицы.

Заря и Авигея застали его, заснувшим в кровати Ахиноам. Авигея принесла ему чашу миндального молока с сушеным виноградом. После понимающей улыбки они с Ахиноам обменялись взглядом. Следовало ли его будить? Лучше предоставить эту честь солнечному лучу.

Личная армия, средства к существованию, женщина – красивая, любящая, богатая… Что могло испортить жизнь Давида, напоминавшую сон? Он оставался все еще только тайным царьком. Разве это судьба, предсказанная Самуилом? Или Великий ясновидящий ошибся? В конце концов, он ошибся, называя Саула царем иудеев. Он мог ошибиться также, предсказывая, что Давид будет царем.

Но теперь мечта Самуила была и его мечтой: желание объединить двенадцать племен, объединить эти кучки людей, преследуемых филистимлянами и кананеями, в одну нацию. Настоящую нацию, мечи и копья которой заблестят на солнце Господа! Превратить угнетенных в триумфаторов! Осуществить мечту отцов-прародителей: настоящая Земля обетованная! Каким далеким казалось это!

Впрочем, солдаты теряли терпение. Они начали подсмеиваться над славой Давида; они искали только хлебные местечки. Преследовать оборванных разбойников несколько забавно, но это вам не создаст славы. Они спешили узнать, не отдал ли Саул собакам свою грязную душу.

Наконец, озлобленность Саула тоже торопила события. В своей мании преследования, своем уязвленном высоколюбии он не мог успокоиться, пока Давид был жив.

И так как старость не могла его подвести к концу, нужно было, чтобы хороший удар мечом пронзил это юное сердце. И здесь не поможет ни сентиментальный рохля Ионафан, ни Авенир, который не осмелится пойти против привязанности своих отрядов к Давиду. Итак, сам Саул должен возглавить кампанию – свести свои счеты с этим сыном собаки.

Однажды утром, сказал себе Давид, он увидит Саула на дороге, доведенного до сумасшествия предательством и бессонницей, еще более опасным, нежели львица, у которой убили детенышей, и он был прав.