Шрифт:
Пароход причалил. Матросы деловито закрепляли канаты. Услышав гул города, я почувствовал, что вернулся домой.
Я подумал о ребенке. «Он, вероятно, умрет, но если выживет... Вряд ли, — думал я, крепко вцепившись в поручни. Может быть, Дайана выйдет замуж, когда убедится в том, как трудно быть матерью-одиночкой, и возможно также, если этому ребенку сильно повезет, его отцом станет тот славный парень, Джеффри Херст. Это, кажется, лучшее, на что можно надеяться».
Как знать, когда-нибудь я бы... Я пытался отбросить эту мысль, что было нелегко. Я вспомнил, как выглядела Викки в четыре года, когда мы вновь соединились, и поручни пароходной палубы расплылись перед моими глазами.
— Капитан говорит, что мы можем сойти с судна первыми, сэр, — прозвучал за моей спиной голос О'Рейли.
Я сошел по трапу и шагнул в хаос таможенного зала, но ждать очереди мне, естественно, не пришлось. О багаже должен был позаботиться Доусон.
Я глубоко вздохнул. Решения были приняты. Теперь остается только их осуществить. Расправив плечи, я стряхнул пыль с манжет, поправил галстук, надел на лицо самую очаровательную из своих улыбок, чтобы скрыть чувство огромной вины, и пошел через таможенный зал навстречу жене.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
РОМАНТИК СИЛЬВИЯ
1922—1925
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Океанский лайнер «Аквитания» компании «Кьюнар» прибыл в Нью-Йорк в пятницу, во второй половине дня, и я была на пятьдесят четвертом пирсе Норс Ривер, когда Пол вышел из таможенного зала, улыбаясь и смотря мне прямо в глаза, как всегда, когда у него было что скрывать. Подтянутый и загорелый, он выглядел превосходно, и, когда снял шляпу, чтобы помахать ею мне, я увидела, что его жидкие каштановые волосы стали намного светлее, как у человека, который провел долгие летние дни под палящим солнцем. Одет он был безупречно, и я не сомневалась — каждый стежок его одежды сделан руками английского портного. При этом я подумала: стараясь одеваться так, чтобы его невозможно было отличить от англичанина, Пол кажется немного смешным. Англичанам привычка быть безукоризненно одетыми была свойственна органически и не требовала усилий. Пол выглядел слишком уж изящным, как-то подчеркнуто выхоленным.
Я видела, как все головы повернулись к Полу, когда он шел мне навстречу, и уже на расстоянии пяти десятков футов я ощутила его знакомое притяжение. Походка его создавала впечатление, что он шагал по мраморному полу в подбитых гвоздями башмаках, но без единого звука, и его изящество атлета создавало иллюзию не меньше шести футов роста, что он всегда и утверждал. К недостававшему дюйму с половиной он относился так же болезненно, как и к своим редевшим волосам, и хотя кое-кто считал эти его огорчения не заслуживающими внимания, я-то знала, что это идет у него от отвращения к несовершенству.
У него был высокий лоб, глубокие насмешливые складки около рта и темные блестящие глаза.
«Сильвия! Вы прекрасно выглядите!» — я ожидала его обычного восклицания с английским акцентом, который он порой любил подчеркнуть, но этого не последовало. Голос его легко обволакивал самые обычные слова, наполняя их теплом и искренностью.
— Как вы поживаете?
У меня было подготовлено несколько ненавязчиво откровенных ответов, но я словно потеряла дар речи. Так мне было стыдно. Когда он обеими руками взял мою, лицо мое автоматически поднялось и он порывисто поцеловал меня в губы. В этот же момент налетели восторженные репортеры, и я кое-как выдавила улыбку в камеры, и, хотя я оперлась на руку Пола в поисках поддержки, он уже смотрел в сторону, заметив своего любимого партнера.
— Стив!
— С возвращением, Пол!
Они обменялись рукопожатием. Я стояла одна, надеясь на то, что он не задержится с репортерами, но когда они засыпали его вопросами, ему, естественно, пришлось остановиться и ответить им. Пол был большим мастером в создании собственного обаятельного имиджа для газет.
— Господин Ван Зэйл, верно ли, что вы намерены навсегда уехать в Европу?
— В моем-то возрасте? Ведь я едва начал свою карьеру!
— Что вы можете сказать нам о перспективах рынка?
— Он будет колебаться.
Все рассмеялись. Десяток подобострастных лиц пялились на него с нескрываемым восхищением, завороженные его аристократическим изяществом.
— Господин Ван Зэйл, как вы чувствуете себя снова...
— ...На родине? Джентльмены, вы же знаете, я коренной житель Нью-Йорка! Может ли быть что-нибудь лучше возвращения в громаднейший город в мире... — рука Пола снова плавно обвила мою талию — к прекраснейшей в мире женщине? А теперь извините меня, я много месяцев не виделся с женой и, естественно, хочу наверстать упущенное...
Репортеры угодливо рассмеялись, восхищенно поглядывая на меня, а фотографы наперебой защелкали затворами своих камер.
— Сюда, дорогая, — проговорил Пол.
Едва мы дошли до автомобиля, как Пол сказал Стиву Салливэну:
— Поезжайте в офис, иначе вы рискуете быть третьим лишним при моей встрече с женой.
— Разумеется... — И Стив исчез, как раз в тот момент, когда к нам шагнул с широкой улыбкой наш старший шофер Уилсон.
— Добрый день, сэр, добро пожаловать в Нью-Йорк!