– Господин полковник, прошу прощения за каламбур, поклонник красивых женщин! – произнес Атьман. – Поэтому во время интервью нас должна сопровождать умопомрачительная русская журналистка! Тогда Аль Бадраффи точно разговорится!

Он с ухмылкой взглянул на Дашу. Неужели он давал ей понять, что возьмет ее не потому что она была профессионалом своего дела, а потому, что могла понравиться эксцентричному североафриканскому деспоту?

– А таких у нас не очень-то много! – сказал он, после чего немедленно вскинула руку особа в сапогах и мини-юбке, проквакавшая:

– Дмитрий Викторович, если вы ищете русскую красавицу, значит, поеду я?

Тот поморщился, словно от зубной боли, и кивнул в сторону Даши:

– Она поедет! А тебя возьмем на интервью с Берлускони!

Сотрудники подобострастно захихикали, выказывая респект тонкому юмору начальства. Особа в сапогах и мини-юбке, обиженно надув губы, заявила:

– И отчего всегда Ломакина? Что, свет на ней клином, что ли, сошелся?

Даша беспомощно улыбнулась и тут услышала голос Дмитрия Викторовича:

– Гм, а кто вел речь о Ломакиной? Дарья Леонидовна не совсем подходит для этой роли! Поедет же Алла Геннадьевна!

И он ободряюще улыбнулся Алле. Та – пунцовая от неожиданно свалившегося на нее счастья – никак не могла поверить, что именно ей предстоит командировка в Северную Африку.

Совещание на этом завершилось, и Даша попыталась выйти из конференц-зала первой. Но это не вышло, потому что ее схватила за локоть Алла, принявшаяся без умолку тараторить о том, что черная полоса в ее жизни закончилась и началась белая.

Даша же чувствовала, что у нее в глазах стоят слезы. Поэтому она и хотела удрать как можно быстрее, чтобы закрыться ото всех в туалете и дать волю эмоциям. Нет, она была чрезвычайно рада за Аллу, однако заявление Атьмана о том, что в Северную Африку поедет именно она, выбило у Даши почву из-под ног.

Только не заплакать, твердила она себе. И перед коллегами стыдно, и Атьман был все еще тут, время от времени бросал на нее взгляды, словно желая удостовериться, все ли с ней в порядке, вернее, не в порядке. И ожидая, возможно, бурного взрыва эмоций или даже истерики.

Кусая губы, Даша всматривалась в стену, пропуская мимо ушей все то, что говорила Алла. Нет бы порадоваться за лучшую подругу, ведь поездка поможет Алле взбодриться, тем более что объекта ее обожания там и близко не будет. Алле так нужны положительные эмоции, она сама ей об этом говорила! Выходит, что она эгоистка и себялюбка? Готова помочь Алле, если это только не затрагивает ее собственные интересы?

Атьман прошествовал мимо них, а потом вдруг остановился и участливо произнес, обращаясь к Даше:

– Надеюсь, Дарья Леонидовна, вы согласны с моим выбором? Ведь Дмитрий Львович хотел взять именно вас, однако я решил, что для моей команды более подходит Алла Геннадьевна. Или вы ко мне в претензии?

Даша, нацепив на лицо кривую улыбку, заметила, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более уверенно:

– Ничуть, Дмитрий Викторович!

Атьман чуть скривился и сказал:

– Вот и отлично! Потому что я ни за что бы не простил себе, если бы вы посчитали, что ваши таланты незаслуженно обошли стороной. У вас ведь так много талантов, Дарья Леонидовна, ведь так?

Терять было нечего. Он ясно давал ей понять, что историю с пощечиной не забыл и намерен возвращаться к ней при каждом удобном случае.

– Вы, несомненно, лучше осведомлены о моих талантах, Дмитрий Викторович. Однако не смею более вас задерживать. Ибо ваш лифт вот-вот уйдет!

С гулко бьющимся сердцем Даша повернулась к Алле и демонстративно продолжила с ней разговор. Боковым зрением она видела, что Атьман еще несколько секунд потоптался около нее, а потом ретировался. Если раньше у нее был тайный враг, то теперь этот враг стал явным. И этот враг был генеральным директором их компании. Что значило: ее карьера находится под угрозой.

Алла же, упоенная вестью о том, что она поедет в Северную Африку, ничего не заметила, как, впрочем, и все остальные – ведь со стороны короткая беседа Атьмана и Даши была вполне невинной. Даша же пыталась понять, когда ее уволят – завтра или на следующей неделе? Или ей лучше самой подать заявление?

Ночь она провела плохо, то и дело просыпалась и бросала взгляд на циферблат электронных часов. И убеждалась в том, что с той поры, как проснулась в последний раз, прошло отнюдь не пара часов, а пара минут.