Шрифт:
– А как же?
– Выходит, значит, так: все, что было тыщу лет назад, это древнее, полтыщи - среднее, а что сейчас - сейчас!
– с облегчением закончил Витька.
Чуть помедлив, не добавит ли внук еще чего-нибудь важного, и сам что-то старательно додумывая, дед Сергей произнес:
– Так, так! Тыщу лет, значит? Мать честная! Ну, конечно! Где там -- тыщу лет! Ни за что! Так я и прикидывал - не быть мне древним!
– Чего?
– переспросил Витька.
– Не быть мне тыщу лет назад!
– Гладиатором хочешь стать?
– усмехнулся внук.
– Не гладиатором стать, а сторожем остаться, но древним! Понимаешь, Витек?
– с некоторой досадой выговорил дед Сергей.
– Чтобы прошло тыщу лет, а какой-нибудь парнишка тогдашний, вроде тебя, только поумней да попричесанней, открыл бы книжку и сказал: вот, сказал бы, смотрите - древний сторож дед Сергей!.. И так уж мне было бы приятно!
Витька смутился:
– Как же тебе, интересно, будет приятно, когда тебя уже не будет тогда?
– А мне не тогда, а сейчас будет приятно, что я стану таким древним!
– Да ты и так уже древний, - нашелся Витька.
– Сколько тебе: семьдесят или восемьдесят?
– Какая же это древность? Это старость, как у котов, у мышей, у налимов. А потом смерть. Близехонько уж где-то. Может, это она и скребется, а не мыши. Не зря я один-то заопасался оставаться! А мне мало этой самой мышиной смерти! Я хочу пройти через все века: через теперешние, через средние и через древние! Главное - древние! Уж больно туда охота!
– Да ты чего, деда?
– прошептал Витька с явной тревогой.
– Кто же столько живет?
– Эх, Витька, Витька! Тяжел ты на соображение!
– вздохнул дед Сергей.
– А еще хочешь приврать - в седьмом! Думаешь, я при жизни рвусь столь отмахать? Что я, Иисус Христос какой? Да и он, бедняга, вознестись-то вознесся, а воротиться - дорогу забыл. Нет, Витек, по земле я пройду, как все, а вот потом бы отличиться! Черт знает, откуда взялась во мне эта заноза! Все будто ничего было, а тут - бах!
– как молонья! И зажгло! А выходит пшик - не попасть мне туда!
– Попадешь!
– уверенно сказал внук, опасливо думая, что же происходит с дедом.
– Нет.
– Почему?
– Тыща лет!..
– Да хоть миллион!
– озаренный необычной для него мыслью воскликнул Витька, приподнимаясь на локтях.
– Это при жизни мы считаем: мне двенадцать, маме там за тридцать, тебе под сто, а потом-то какой счет?
– Нет, - лукаво повторил дед.
– Время, что ли, остановится?
Помолчав чуток, дед ответил:
– Жизнь, боюсь, остановится!
– Внук так и замер на локтях.
– Время что, свистит меж пальцев - ухвати его попробуй! А жизнь - пожалуйста, хватай. И хватают! Да еще как! В сетях за три дня один налим! А где остальные? Какую газету ни возьми - везде война, бьют друг друга смертным боем!.. Людей на земле не будет через тыщу лет - вот в чем беда, Витек! И того парнишки, вроде тебя, который бы открыл учебник древности и ткнул бы в меня пальцем, тоже не будет. И учебника не будет. То-то и горько! Нет чтобы жизни-то без конца идти, чтобы все нажиться успели, так изводят ее, матушку!
– Кто изводит?
– Мы, люди.
– Как же это мы ее, интересно, изводим?
– продол-' жал недоумевать внук.
– А так. Кто нарочно, а кто невзначай, кто кулаком, кто бомбой. Убывает жизнь, на глазах убывает, - с хрипотцой заключил дед, и Витька вдруг ощутил какую-то неуютность в уклончиво-туманных дедовских словах.
– А ты, Витя, не принимай близко-то, не пугайся!
– спохватился дед, смягчая голос.
– А я и не пугаюсь.
– И правильно. На тебя-то еще жизни хватит. А мне, так шут с ней, с моей древностью. Внука вот увидел, а внук - меня - и на том спасибо. И этого могло бы не быть. А там, глядишь, и правнукам расскажешь про деда - вот я и задержусь маленько в памяти людской. А в лагерь я тебя устрою. Скажу начальнику - и все! Меня знаешь тут как? Э-э! Ну ладно, спим!
Витька лег на спину и с серьезной озабоченностью уставился в темноту. Ему не понравился весь этот разговор о конце света. По Витькиным соображениям, это была явная чепуха, и все же он опечалился, потому что с будущим связывал тайную и сладкую уверенность, что если он даже умрет тут, что очень сомнительно, то снова объявится там, иначе куда же исчезать, если не в будущее. И ему вдруг стало жаль и себя, и деда. Нет, надо разубедить старика, что жизнь убывает, что люди изводят ее! Например, он, Витька, как и чем изводит? Ну, раздаст за день с десяток щелчков и подзатыльников - и все! Кто от этого помер? Наоборот, здоровее становятся!.. Внезапная догадка обожгла Витьку изнутри, и он тихо позвал:
– Деда!
– Оу!
– Это ты из-за налима подумал, что жизнь оборвется? Из-за того, что я его по башке стукнул?
– Нет.
– Ой, деда, из-за налима!
– почти обрадовался Витька.
– Зря! А хочешь, я его поглажу?
– вдруг выпалил он. И даже сел в искреннем порыве загладить вину, словно именно от этого зависела сейчас вся жизнь на земле.
– Не кошка, гладить-то. Вредно это рыбе - слизь сотрется, - спокойно ответил дед Сергей, переворачиваясь на другой бок.
– Ты и так ему кулаком-то все смазал.