Шрифт:
– Ничего страшного, миссис Агила.
– А если по существу – да, Альберта очень любила Джорджа. Если бы его не было все время рядом, ее жизнь сложилась бы по-другому, более удачно, и ей не пришлось бы искать отдушину в Лас-Вегасе. Вышла бы замуж, как другие женщины. Я думаю, Джордж это понимает, вот почему он к ней ездит, он чувствует себя виноватым, и они оба мучаются, глядя друг на друга... Господи, какая тоска! Не хочу об этом думать! Наверное, все, что я вам наговорила, означает одно: я их терпеть не могу! Всех троих! И не желаю, чтобы Фрэнку или детям хоть как-то пришлось иметь с ними дело!
Куинн опешил, настолько сильным был этот взрыв ненависти, но и Руфь сразу пришла в себя и виновато оглянулась, боясь, что кто-то ее услыхал. Затем она робко улыбнулась Куинну.
– Фрэнк говорит, так всегда бывает, когда речь заходит о моей семье: сначала я веду себя очень сдержанно, а кончаю истерикой.
– Дай Бог, чтобы все истерики, которые мне приходилось наблюдать, были бы такими спокойными.
– Понимаете, мне от моей семьи нужно одно: чтобы меня оставили в покое. Когда я смотрела, как вы поднимаетесь сюда, чтобы говорить об Альберте, я чуть не столкнула вас в воду.
– Хорошо, что удержались, – сказал Куинн. – Это мой единственный костюм.
Когда он вернулся на "Красу морей", было пять часов. Адмирал, одетый в белоснежный китель, нервно расхаживал по палубе, и лицо его кривила злобная гримаса.
– Куда ты, гад, запропастился? Ты должен быть здесь двадцать четыре часа в сутки!
– На волнорезе загорала потрясающая блондинка, очень похожая на Элси. Я решил проверить, и это действительно оказалась Элси...
– Что ж ты болтаешь, мать твою! Зови капитана! Немедленно снимаемся!
– ...Элси Дулитл из Спокана. Классная девица!
– Ах ты дрянь, – сказал Конноли. – Все шутишь, да? За мой счет, да? Зубы тебе пересчитать надо.
– Испачкаете костюмчик.
– Был бы я на двадцать лет моложе...
– Двадцать лет назад ты был все тем же безмозглым пьянчугой, который и болонки обставить не мог, если не передергивал.
– Я не передергивал! – заорал Конноли. – Я в жизни никого не обманывал! Извинись сию минуту, или я подам на тебя в суд за клевету!
Куинн хмыкнул.
– Я тебя засек еще во время первой игры. Ты или бросай жульничать, или бери уроки.
– Но ты выигрывал! Как же ты выигрывал, если я жульничал?
– Я брал уроки.
У Конноли отвисла челюсть, как у попавшегося на крючок палтуса.
– Так ты меня обобрал? Вор, вот ты кто!
И он принялся звать капитана Макбрайда, матросов, полицию, спасателей. На шум сбежалось человек шесть. Куинн спокойно спустился по трапу, не дожидаясь выдачи жалованья. В кармане у него лежало долларов триста, что примерно соответствовало четырехдневной оплате из расчета семьдесят пять долларов в день. Ему было приятно, что он выиграл эти деньги.
"Долгой тебе прогулки по короткой палубе, адмирал!"
Глава 11
Женская тюрьма Теколото состояла из нескольких бетонных зданий, построенных на двухсотакровом плато, которое возвышалось над Долиной Оленей. Бежать отсюда было некуда. В долине – полной противоположности той, что соседствовала с Башней, – росли чахлые деревья. Ближайший город находился на расстоянии пяти – десяти миль. Если когда-то фермеры и пытались возделать твердую как камень почву, на которую редко проливался дождь, то они давно оставили это неблагодарное занятие. Асфальтированная дорога кончалась у ворот тюрьмы, будто строители решили, что с них хватит, бросили инструменты и в изнеможении разошлись по домам.
В административном корпусе Куинн сказал дежурной, что хочет повидать Альберту Хейвуд, и предъявил лицензию сыщика, выданную в Неваде. Полчаса он отвечал на вопросы, после чего его провели через асфальтированный двор в комнату на первом этаже трехэтажной постройки. Комната выглядела так, словно когда-то ее начали приводить в порядок, но не кончили. Занавески были только народном окне, на стене висело несколько пейзажей, написанных маслом, сидеть можно было на двух-трех стульях в ситцевых чехлах или на деревянных скамейках, напомнивших ему столовую в Башне.
Кроме него в комнате находились другие люди: испуганная пожилая чета, стоящая у двери, женщина, чья внешность была скрыта – или потеряна – под слоями косметики, мужчина того же возраста, что и Куинн, с пустым взглядом и в щегольском костюме, три женщины в синих форменных платьях с жизнерадостными улыбками социальных работников, мужчина с сыном-подростком, избегавшие смотреть друг на друга, как после долгого и незаконченного спора, седая женщина, державшая в руках надорванный бумажный пакет с яблоками.