Шрифт:
— Пусть эта жирная свинья сам все убирает.
Минуту назад он с таким подобострастием распинался перед надзирателем, а теперь говорил о нем с полным презрением.
— Хромой сказал, вы с Кроули были хорошими друзьями?
«Ну, вот и он, — подумал Джош, — удар, который меньше всего ожидаешь».
— Мы сидели в соседних камерах.
— Кроули часто помогал мне, но потом решил держаться особняком. Не то чтобы я так уж сильно расстроился, но меня это немного огорчило, если понимаешь, о чем я.
Джош не знал, кивнуть или промолчать. Тревога вернулась, взволнованно заколотилось сердце.
— Я только хочу знать, удалось ли Кроули закончить работу? Рой сказал, что ты помогал ему. Это правда?
У него не было выбора, кроме как признаться.
— Рой сказал, ты можешь нарисовать все, что угодно.
— Наверное.
— Ты ведь помнишь, что ты рисовал для Кроули?
Джош вздрогнул. Он до смерти боялся ошибиться и сказать что-то не то.
Фентон не стал дожидаться ответа.
— Джош, если тебе нужно хорошее жилье, где ты мог бы чувствовать себя в безопасности, попроси, чтобы тебя перевели в блок «Б-3». Я приглашаю тебя как друга. Человек с твоими способностями и твоим умом не должен бояться, он достоин уважения. Взгляни на это место. — Он взмахнул рукой, описав в воздухе круг под стеклянным куполом, словно хотел превратить своим жестом тюрьму в сказочное королевство. — Эти обезьяны сидят в своих клетках. А ты можешь свободно ходить здесь повсюду, смотреть на них, раздавать им угощения. Ты как принц среди воров. Жизнь здесь может показаться ужасно унизительной, но почти все эти псы считают, будто могут что-то изменить. Ты понимаешь? Они все строят планы. Обдумывают их, когда просыпаются и когда ложатся спать, и считают это действительно важным. Но никто даже и не подозревает, что находится у них под ногами. И что они могут получить.
Фентон погремел пустой тарой:
— Иди наполни кувшины. Я подожду здесь, пока ты вернешься.
Джош покатил тележку дальше, но неожиданно Фентон окликнул его.
— Вот, попробуй это. — Он положил что-то ему на ладонь. — И забей на коридор. Иди на кухню через двор. Там сможешь увидеть звезды и представить, что свободен.
18
В последний день года мне пришлось на целый час задержаться на работе из-за того, что у одного зэка начался эпилептический припадок. Пришел дежурный доктор — неприятный тип в запотевших очках. Он с недоверием и презрением смотрел на окружающих его людей. Начал задавать вопросы: «Вовремя ли выдали лекарства?», «Получил ли заключенный все причитавшиеся ему медикаменты?»
Прозвучали и другие завуалированные обвинения, ставящие под вопрос мою профпригодность. В тот вечер я обошла сто шестьдесят восемь камер и раздала девяносто семь порций лекарств. Возможно, я где-то ошиблась или что-то перепутала. И не исключено, что моя оплошность могла вызвать симптомы нездоровья и у других пациентов Доктор недовольно ворчал. Но через пятнадцать минут он обнаружил кровь на внутренней стороне бедра пациента.
— Инъекция, — заявил он. В его голосе не звучало и намека на извинение, лишь нескрываемая гордость за свои способности судмедэксперта.
— Значит, вы напишете в отчете, что негативную реакцию у заключенного вызвали незаконно пронесенные наркотики? — спросила я с откровенным сарказмом в голосе. — И я никаким образом не повлияла на его состояние?
— Похоже на то. — недовольно фыркнул доктор.
«Да пошел ты», — подумала я. Но вслух сказала:
— Ну, так и пишите, доктор. А я ухожу.
До наступлении Нового года оставалось два часа. Я распахнула дверь и вышла на парковку. Черное, как деготь, небо мерцало огоньками звезд, прожекторы на смотровых башнях освещали двор, как спортивную арену. Я направилась к своему внедорожнику, как вдруг заметила человека в куртке чуть поодаль от моей машины. Он будто ждал меня. Сначала я подумала, это Уоллес. Но затем увидела, что мужчина выше и шире в плечах. Он поднял руку и жестом попросил подойти. Я подчинилась. Мне совсем не хотелось этого делать, но я постаралась скрыть волнение. Сердце будто сжалось. Но не от страха, а от предчувствия беды.
— Что тебе нужно? — Я узнала Руддика и даже не пыталась скрыть усталость.
— Как же здесь холодно. — Он говорил так, словно мы стоим на остановке и ждем автобус. — Моя машина не завелась. Но у меня есть кабель. Не возражаешь, если я попробую завестись от твоего автомобиля?
По правде говоря, мне не хотелось это делать.
— Конечно, — ответила я. Кое-кто из моих коллег сейчас, наверное, умер бы со смеху. — Подожди здесь. Я сейчас подъеду.
— Я могу сесть к тебе? А то совсем замерз в своей машине.
Весьма неожиданная просьба от сурового и самоуверенного одиночки.
Мы пошли к моему внедорожнику и забрались в кабину. Мне не хотелось общаться с Руддиком. Но затем я спросила себя: а что, если бы у меня не завелся двигатель? Ведь есть же надзиратели, которые недолюбливают меня. После этого все мои сомнения отпали.
К счастью, мой автомобиль завелся. Я дала ему некоторое время поработать вхолостую, включив кондиционер и ожидая, пока салон согреется. Руддик предложил очистить мои стекла от инея, но я вышла из машины и сделала это сама. Когда вернулась в кабину, мы подождали еще несколько минут, обменявшись за все это время парой фраз. Наконец я решила, что можно двигаться. Руддик показал на свой автомобиль — старенький «дастер». Я не удивилась, что он не завелся. Этой ржавой консервной банке наверняка лет пятнадцать.