– Мне говорили о нем как о храбрейшем дворянине во всей Франции.

– Да, превосходный молодой человек, надеюсь, он не обманет наших ожиданий.

– Наших?

– Потому что пока он командует армией, я буду при нем.

– Каким же образом?

– Король, понимаете ли, не может доверить судьбу всей армии юнцу. Он просил меня присмотреть.

– Каким вы нашли его величество?

– Я ж вам сказал. Утомленный. Но это не помешало ему явить мне все ту же доброту. Он поручил мне присмотреть за его племянником герцогом и дать соответствующие распоряжения, чтоб обеспечить полную победу.

– Так, так…

– Поражение омрачило бы первые шаги этого молодого человека, он может потерять веру в себя.

– Разумеется.

– Я помогу ему сокрушить врага.

–Зная ваши способности в военном деле… Не сомневаюсь.

– Большое значение имеет здесь погода. Но, в конце концов, я уже изучил моих испанцев и буду очень удивлен, если им не достанется на орехи. Стоит поехать со мной, чтоб посмотреть на это.

– Мне?

– Да, вам. Поскольку вы еще в отпуске. Раз вы не доставили пока договора, вы можете меня сопровождать.

– Я подумаю, дорогой Пелиссон, дайте мне несколько дней на размышления.

– Как вам будет угодно. Вы присоединитесь ко мне во Фландрии.

– А ваш механизм по уничтожению Ла Фона?

– С этой стороны возникли кое-какие затруднения. Вы видели моего секретаря из Оверни?

– Если он так же владеет шпагой, как логикой, я отправил бы его на войну.

– Он делает вычисления с неимоверной быстротой, я надеюсь, он поможет мне установить машины, необходимые для моей системы. К сожалению…

– К сожалению?..

– Париж берет его за глотку.

– Что вы хотите этим сказать?

– А то, что он с головой окунулся в светскую жизнь, он флиртует с дамами и дает советы игрокам, ибо в расчетах он дьявол.

– Ну, а дамы?

– Он набросает чертеж души с той же легкостью, с какой иной раз опишет свойства равнобедренного треугольника.

– Но о Ла Фоне пока ничего?

– Пока ничего.

– И о договоре тоже?

– И о договоре.

– Увы! Проклятый взрыв!

– Вдвойне проклятый для меня,– подхватил д'Артаньян.– Я не осмелился еще вам все сказать.

– Скажите! Сейчас самое время.

– Речь идет о папке, где были собраны письма, которые мне дороги.

– Минуточку, д'Артаньян, кажется, я начинаю догадываться…

– Папка пропала вместе со всеми вещами в момент взрыва.

– Какого цвета была папка?

– Красного.

– Мне кажется, делу можно помочь.

– Боже мой, Пелиссон, вы возвращаете мне жизнь. И д'Артаньян встал, сияя от счастья.

– Но я должен открыть вам одну вещь,– заметил он.

– Говорите, я слушаю,– отозвался знаменитый ученый.

– Речь идет о письмах, – и тут у д'Артаньяна перехватило дыхание. – Эти письма я хранил в своей подушке. И вот как-то утром, заметив, что шуршание мешает вам спать, я решил подыскать иной тайник.

– Оно ничуть даже мне не мешало.

– Опираясь на костыли, я подошел к ящику, где мы спрятали договор…

– О, я вас слушаю.

– Я сунул мои письма в зеленую папку.

– Но договор, д'Артаньян, договор?

– Как раз в этот момент вы начали просыпаться. Чувствуя, что времени у меня в обрез, я переложил договор в другую папку, в красную, которая была на дне одного из ваших чемоданов.

– Отлично помню, вы попросили меня тогда дать вам платков.

– Именно там проклятый Ла Фон и обнаружил договор. На следующий день. Вовеки себе не прощу!

– Д'Артаньян, вам абсолютно не в чем себя упрекать. Ла Фон исчез вместе с папкой, положенной в наш секретный ящик.

– Но как же он разнюхал о тайнике?

– А очень просто. У меня была сильнейшая лихорадка, и я бредил во сне.

– Таким образом, Ла Фон взял мои письма вместо договора.

– Да, так мне представляется дело.

– Выходит, договор все еще в ваших вещах?

– О, я полагаю, чуть помятый, немного опаленный… Но я немедленно распоряжусь, чтоб собрали воедино все, что осталось от летательного аппарата и от багажа.

– Куда ж вы велели отнести все это?

– На чердак.