14 октября 1942 года двадцать три члена комитета собрались в женевском отеле «Метрополь». Им предстояло принять важнейшее решение. Несколько месяцев они получали информацию об уничтожении евреев в Европе. Эти сообщения были слишком достоверными, чтобы их можно было игнорировать. От Международного комитета ждали, что он выскажет свое мнение о депортации и уничтожении евреев.

На столе перед членами комитета лежали три варианта заявления, составленные крайне осторожно. Правительство Германии даже не упоминалось, хотя было понятно, кто имеется в виду. Но два члена комитета с самого начала возражали против любого заявления: вице-президент Карл Якоб Буркхардт и федеральный президент Швейцарии Филипп Эттер, который крайне редко приходил на заседания, но в тот день появился.

К осени 1942 года в Женеве уже многое знали о преступной практике нацистов. Комитет отправил письмо своему представителю в Берлине Ролану Марти: «Со всех сторон к нам поступают сведения о многочисленных случаях депортаций, главным образом еврейского населения. До сих пор мы отправляли конкретные запросы в адрес Немецкого Красного Креста, это единственное, что мы могли сделать. Во время своего последнего визита г-н Хартман заявил нам, что впредь все запросы, касающиеся евреев, он должен будет отправлять назад».

Попытки получить какую-то информацию в Немецком Красном Кресте стали невозможными после того, как на посту председателя Вальтера Хартмана в январе 1938 года сменил обергруппенфюрер СС Эрнст Роберт Гравиц, юношеский друг Гиммлера. С 1936 года Гравиц занимал должность имперского врача СС и полиции. Под его руководством проводились преступные эксперименты в концлагерях. В 1945 году Гравиц, понимая, что его посадят на скамью подсудимых, подорвал себя и свою семью гранатами…

Еще в конце 1939 года комитет получил секретное сообщение от своего представителя Марселя Жюно из Варшавы. Он осмотрел кварталы, ставшие затем еврейским гетто, и сообщил, что туда свозят евреев со всей Европы. По его подсчетам, привезли уже около полумиллиона человек. Марсель Жюно переслал в Женеву точные планы депортации еврейского населения и создания лагерей уничтожения. Источник этой информации остался неизвестен, видимо, это был кто-то из высокопоставленных немцев, пытавшихся как-то остановить это преступление.

Берлинского председателя комитета Ролана Марти просили передать в имперское министерство иностранных дел обращение МККК:

«Мы горячо приветствовали бы информацию о местонахождении в настоящее время арестованных, задержанных или депортированных с тем, чтобы передать эти сведения членам семей и сообщить о состоянии их здоровья.

Нельзя ли сверх того обеспечить, чтобы эти лица могли сами известить свои семьи о себе? Могут ли представители МККК посещать этих заключенных?

Это разрешение дало бы возможность МККК в качестве ответной меры в большем масштабе посещать немецких заключенных в других странах».

Ролан Марти ответил из Берлина, что обращаться в министерство иностранных дел бесполезно. Надо добиваться приема в имперском министерстве юстиции, а еще лучше проникнуть к рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру.

Берлинский представитель МККК дополнил картину:

«В операциях по «ликвидации» используются войска СС. Они убивают абсолютно все гражданское население на оккупированных территориях. В отличие от вермахта, который берет в плен для обеспечения лагерей рабочей силой».

Марти имел возможность побывать в генерал-губернаторстве, то есть на территории оккупированной Польши, где за первые шесть месяцев 1942 года построили пять лагерей — Бельзен, Собибор, Треблинка, Освенцим и Майданек.

В августе 1942 года Марти был в лагере для военнопленных в Раве-Русской (Галиция). От находившихся там французских военнопленных он узнал, что украинские полицейские по приказу СС систематически убивают евреев. Рава-Русская была узловой станцией, откуда эшелоны отправляли и в Освенцим. Об этом Марти коротко сообщил в Женеву.

Немецкий промышленник Эдуард Шульте, имевший завод рядом с Освенцимом, летом 1942 года передал в Женеву принятый руководством рейха план полного уничтожения еврейского народа. Вся эта информация стекалась к вице-президенту Международного комитета Красного Креста Карлу Якобу Буркхардту. Собственно, он был первым, кому еще в 1935 году немцы разрешили осмотреть три концлагеря, в том числе Дахау. О ситуации в Германии он знал лучше других. Но считал, что любой протест взбесит нацистов и они откажутся от Женевской конвенции, защищающей военнопленных.

К Буркхардту обратился американский консул в Женеве и спросил, действительно ли слухи об уничтожении нацистами евреев — правда? Буркхардт ответил, что существует план сделать Германию «свободной от евреев».

— Это означает, что они хотят уничтожить всех евреев? — переспросил консул.

Буркхардт реагировал уклончиво:

— Вы же знаете, что евреи не имеют возможности покинуть Германию. Это и есть ответ.

Карл Якоб Буркхардт был до войны комиссаром Лиги Наций в Данциге. У него сохранись неплохие личные отношения с высокопоставленными немецкими чиновниками, например со статс-секретарем имперского министерства иностранных дел Эрнстом фон Вайцзекером. Но судьба евреев Буркхардта не очень волновала. Несмотря на то что он был швейцарцем, он ощущал принадлежность к немецкой культуре (англосаксонская оставалась ему чуждой). За поведением могущественной Германии он следил как зачарованный, хотя и испытывал некоторый испуг.

На заседании МККК в октябре 1942 года Макс Хубер из-за болезни принужден был уступить должность председателя Буркхардту. Его точка зрения и возобладала. Американскому консулу он потом скромно объяснил:

— Я собирался опубликовать воззвание к мировой общественности по еврейскому вопросу. Но члены комитета решили, что такое воззвание не принесло бы пользы. Зато осложнило бы оказание помощи военнопленным, а это наша главная задача.

После войны Буркхардт поработал в архиве комитета, и кое-какие документы исчезли, но кое-что и сохранилось. Есть, скажем, ответное письмо Гиммлера Буркхардту от 27 октября 1942 года (полученное через две недели после заседания в «Метрополе»), в котором рейхсфюрер благодарит за полученное им послание и изъявляет готовность встретиться с ним в Берлине.