Шрифт:
– Эти!
– Хочешь сказать, что отпечатки на звероферме и в доме Дериземли оставлены одним и тем же человеком?..
– Так точно.
– Но чьи отпечатки на звероферме - известно. Тут и подписано: Дмитрия Ольшанина.
– Значит, его и на дактилокарте, снятой у Дериземли.
– Петр, выходит, что Ольшанин посещал Дериземлю?
Петр молчал, потому что делать выводы - прерогатива следователя. Поскольку наши отношения были скреплены не только официально, но и дружески - вместе питались вареными комками, - то майор счел нужным меня поправить:
– Не только Дериземлю.
– А кого еще?
– И Висячина.
Делать выводы - прерогатива следователя. Но другой вывод, главный, озвучить я не торопился: Амалия Карловна подозревала Ольшанина в убийстве, коли пришла за него просить.
– Петр, рванем к этому Мите…
32
Опять я делал не так. Нужно было уехать в город и сесть в свой кабинет. Майору подкатить к дому-сараю Ольшанина и сурово доставить его ко мне, в прокуратуру области, к следователю. Оторвать от подпитки родной земли, ослабить сопротивляемость, сделать открытым. Я исходил из опыта: человек, совершивший двойное убийство, вряд ли сразу признается.
Майор, зная мою склонность допрашивать наедине, остался в машине. Складчатый мастино лежал у порога и равнодушно вильнул хвостом. Ольшанин не удивился, не разозлился и не обрадовался: повел себя, как его собака, равнодушно - только что хвостом не вильнул.
– Ольшанин, вы на работу-то ходите?
– Непременно.
– По-моему, вы больше дома…
– Лесник дал урок - вырубить сухостой. Я свой участок за день расчистил, а мужики три дня волохаются: анекдоты травят, едят, курят, выпивают…
Я изучал его лицо, к которому мой расклад не подходил, - не ложилось оно ни в одну ячейку. Лесник? Бледен, бородка с бакенбардами… Интеллигент? Дом-сарай, травы, рубит сухостой… Сельский житель? Ни огорода, ни поросенка… Убийца? Приезд следователя его не удивил и не вывел из равновесия. Психически больной? Тогда грани стираются, и все может быть намешано фантастически.
Мне требовался какой-то подступающий и для начала нейтральный разговор.
– Дмитрий, жить на отшибе не страшно?
– Зверей в лесу нет, бандитов тоже.
– А Леший?
– вспомнил, что лешим-то кличут его.
– Леший не опасен.
– А он есть?
– Меня не раз водил. Иду, а он сбоку, не то человек, не то человечек. Черненький и шустрый. Надо остановиться и его окликнуть.
– А если не окликнешь?
– Будешь ходить-ходить и вернешься на то место, с которого пошел.
Тема меня устраивала. Леший - это нечистый. Тут недалеко и до телепатии с ясновиденьем. Спросил я осторожно, подбирая слова:
– Может быть, это самовнушение?
– Вряд ли.
– Амалии Карловне не жаловался?
– Пустяк.
– Дмитрий, а почему в твоей медкарте нет никакого диагноза?
– Вы проверили?
– не то удивился, не то обиделся он.
– Всех проверяю, моя работа…
– Я просил ее. Хочу съездить в Финляндию. Вдруг не выпустят из-за болезни?
– А зачем в Финляндию?'
– Глянуть на леса, как финны работают… Например, мы сучья и отбросы жжем, а они в кучи на перегной.
Мы сидели у стола, заваленною растениями. Стебли, листья, корни… Где он находит в августе столько цветов? И как он не задохнется от тех, которые сушатся. Только бородка подрагивает… А почему я не замечал наивности в его лице? Детская душа, готовая всему удивляться. Детская, а связь с провидицей, способной замутить любую душу?
– С Амалией Карловной… дружишь?
– Просто хорошие отношения.
– Не просто, если она, в сущности, фальсифицировала твою медкарту.
– Снабжаю ее ценными и редкими травами.
– А чего не спрашиваешь, зачем я приехал?
– Из-за выпущенных мною норок.
Так хотелось взорваться и бросить в его спокойное лицо: «Нет! Приехал из-за убитых тобою двух человек». Не то какая-то совестливая преграда мешала это сделать, не то тактика допроса. Каждый вопрос должен быть логически обоснован и задан к месту, что ли.
– Дмитрий, Висячина знал?
– В одном поселке живем.
– Дружили?
– Ничего общего.
– А Дериземлю?
– Тоже знал и тоже ничего общего. Они же алкаши со стажем.