Шрифт:
Комары, мысли… И я проспал. Майор уже отбыл в город, как мы и договорились. Я умывался, пил чай, подметал избу, а комары и мысли жужжали над ухом…
Может быть, медкарты две, и есть вторая со «стуками»? Или же существует второй Дмитрий Ольшанин? Надо допросить Амалию Карловну…
От такой необходимости меня передернуло, как от рвотного позыва. Неужели эта психологическая отметина на всю жизнь?
Я пробежался по избе. У печки стояло ведро, полное свежей картошки. Когда Петр успел купить? Я взял таз и сел ее чистить. Кстати, успокаивает. К возвращению майора кастрюлю начищу…
Не то легонько стукнуло, не то суховато треснуло. Я не огляделся, потому что старая изба полна звуков слабеньких и непонятных. Особенно ночью. Под полом мыши, на чердаке кошки, на крыше птицы. Но на меня повеяло чем-то непонятным, не воздухом и не запахом… Холодящим не кожу, а душу… Я вскочил, выронив нож..
У порога стояла женщина.
Обычная, заурядная, статная толстушка. Впалые щеки, не типичные для полных. Рыжеватые кудряшки. На плечах что-то вроде халата.
–  Вы зачем явились?
–  хрипнул я.
– Шантажировать.
Вместо того чтобы убить ее словесно, я настолько удивился, что спросил:
– Чем?
– А то не знаете…
–  Немедленно покиньте помещение!
–  рявкнул я так, что очки подпрыгнули.
Амалия Карловна послушно шагнула за порог. Я двинулся следом, как конвоир. Уже за калиткой, не на моей территории, она обернулась и сказала с некоторой печалью:
– Все произошло оттого, что вы не поняли и не оценили моих способностей парапсихолога.
– Парапсихологи - это люди с больным мозгом, - бросил я, закрывая калитку на щеколду.
– Сергей Георгиевич, неужели вы ничего не знаете о феномене предвосхищения? Когда человек способен видеть будущее?
Я не ответил - хватит, наговорились. Но бес любопытства меня толкнул:
– Чем же вы хотите шантажировать?
– Сделаю заявление.
– Кому?
– Ну, хотя бы прокурору области.
– Думаете, он принимает заявления от первого встречного?
Она улыбнулась. Видимо, хотела это сделать поочаровательнее, а мне показалось, что так улыбнулась бы волчица, если бы умела.
– Сергей Георгиевич, я прокурора области вижу чаще, чем вы.
–  Небось, пытаетесь лечить?
–  улыбнулся я, как улыбнулся бы волк, если бы умел.
– Почему пытаюсь? Лечу.
– Амалия Карловна, вы же аферистка.
Теперь она хохотнула так, что кривые колья ограды шатнулись. Они, кривые колья ограды, нас разделяли - не только они, но и ее взгляд из-за решетки ресниц. Хохоток же означал, что я наивен, как пенек. Например, не спрашиваю главное:
– И что же заявите?
– Товарищ прокурор области, ваш следователь Рябинин подсыпал мне в кофе снотворного и потом изнасиловал,
– Но ведь было ровно наоборот, - вырвалось у меня, разумеется, наивно.
– А это вы расскажете прокурору: женщина привела вас к себе, напоила, изнасиловала. Вот он посмеется.
Я смотрел на неё и думал о свойствах лжи. Что надо сделать, чтобы она прилипла к человеку? Надо в правду капнуть лжи одну каплю. И вся правда мгновенно перестанет быть правдой. Известно, ложка дегтя в бочке меда. Приди ясновидящая и скажи прокурору, что я изнасиловал ее, - он не поверит. Надо смешать ложь с правдой: был у нее дома, пил водку, ночевал…
И все-таки главное я пока не спросил:
– Амалия Карловна, зачем вам этот шантаж?
– Чтобы ты прекратил уголовное дело.
– Ага, значит, замешаны в убийствах?
– Нет, но боюсь за Митю Ольшанина.
– Значит, он замешан?
Невропатолог отвернулась и не ответила. Я ждал, пробуя что-то прочесть по ее лицу, но видел только профиль, густо нарумяненную щеку и янтарную сережку. Мое напряжение через давление грудью передалось забору, и тот нетерпеливо скрипнул. Видимо, ясновидящая ответила ему:
– Не за себя хлопочу…
– А почему за Ольшанина?
– Жалко парня.
– А почему его медкарта пуста?
– Он просил. Хочет съездить в Финляндию и боится, что психа не пустят.
Поверить в ее жалость - что поверить в доброту палача.
– Амалия Карловна, вы понимаете смысл своей просьбы? Два убийства.
– Бывают же «глухари», нераскрытые преступления…
Подъехала машина. Майор загнал ее на свое место, вылез, извлек тяжелую сумку и подошел ко мне. Я удивился:
