— Тогда завтра?

— Нет!

— Тогда…

— И даже не на следующей неделе! — держи себя в руках, держи себя в руках…

— Гм. Ничего. Бывает.

— Что все это значит, профессор?

— Это ауроскоп. Сканирует ауру вещей и человека, которому они принадлежат. Полезная вещица, ты скоро сам в этом убедишься. Главное — научиться видеть правильно, и тогда для тебя не составит труда по тончайшим оттенкам цвета распознавать эмоции, мысли, чувства и даже чужие намерения.

— Удобно, — только и смог вымолвить Гарри.

— Забирай, дома попрактикуешься. И только попробуй сломать или потерять — голову оторву!

Гарри перевел взгляд с потолка на прикроватную тумбочку. Ауроскоп мирно стоял на краешке рядом с фотографией в простой деревянной рамке. Неразлучная гриффиндорская троица радостно смеялась и махала руками в знак приветствия. Гарри невольно улыбнулся.

— Гермиона, — бездумно произнес он.

И моргнул.

Ауроскоп завращался, приобретая нежный салатовый оттенок.

Ну, да, рамка подарена Гермионой, успокоился Гарри. А цвет молодой листвы, должно быть, означает привязанность, дружбу. Гарри пригляделся внимательнее — нет, его зеленые кляксы выглядели на несколько тонов темнее, ярче, насыщеннее. Ну, да бог с ними. Придет время — выясним.

На оформление бумаг ушло ровно десять дней. Гарри извелся, подпирая министерские стены, протирая штаны в кабинете Моуди и хлебая отвратительное пойло, которое тот называл чаем. Бланки описи имущества юноша выучил наизусть уже на вторые сутки, и бездействие не просто давило — оно выматывало, вытягивало все силы, выжимало их до капли. Воистину, кого Бог хочет уничтожить, он сначала заставляет скучать. Смысл сей поговорки Гарри прочувствовал в полной мере на собственной шкуре.

Каждое утро он приходил в Министерство — в здание, которое и без того терпел с трудом: слишком многое здесь напоминало ему о событиях трехлетней давности, когда погиб Сириус. Приходил в надежде, что сегодня, наконец, что-то решится: Моуди разберется со своими бумагами, соберет все подписи, получит все разрешения. Но время шло. Гарри не верил в ад, но в унылые часы бессильного ожидания ему начинало казаться, что если он существует, то именно такой. Что ад — это одна гигантская бюрократическая контора, и грешники маются, обивая чиновничьи пороги, простаивая в бесконечных очередях и убивая столетия на ожидание, когда у кого-нибудь закончится обед… или отпуск… или просто дурное настроение.

Иногда удавалось перекинуться парой слов с Роном, которого Моуди упрятал в Архив. Два–три раза в день тот с мученическим видом, сгибаясь под тяжестью архивной документации, с красными и слезящимися от пыли глазами приходил в кабинет Моуди. О чем конкретно говорилось в документах, Рон не знал, да Гарри это и не интересовало. Подборки делал Хранитель Архива, а Уизли просто досталась незавидная роль перевозочного средства.

Впрочем, однажды неуклюжего Рона угораздило споткнуться на ровном месте, и вся тяжеленная кипа бумаг рассыпалась по коридору, блокировав движение от стены до стены. Выскочивший на шум Гарри бросился помогать собирать ветхие пергаменты и пухлые, растрепанные подшивки. Его взгляд наткнулся на странные символы… руны? Гермиона бы разобралась, что к чему. А Гарри успел лишь выхватить два слова: "демонология" и "керы", — когда какой-то недовольный образовавшейся пробкой волшебник нервно выхватил палочку и одним коротким взмахом сложил документы в аккуратную стопку.

— Молодежь, — раздраженно проворчал он, торопливо семеня прочь, а Гарри с Роном так и остались тупо хлопать глазами.

Луна коротала время за чтением «Придиры» и время от времени предлагала пройти какой-нибудь дурацкий тест, вроде «Насколько крепка ваша ментальная глазовыколупывательница» или «Подготовлены ли вы к встрече с австрийским бубуй–бублом». От этих тестов Гарри тянуло наложить на себя руки, тем более что результаты оказывались неутешительными: с глазовыколупывательницей дела обстояли совсем худо, а бубуй–бубол грозил отвернуть Гарри голову на второй минуте знакомства. Луна пыталась подбодрить гриффиндорца, но тот был безутешен.

Что до Блейза, то его выдержке можно было лишь позавидовать. Слизеринец ни на минуту не расставался со своей пилочкой для ногтей и под конец дня умудрялся стачивать ногти до такой остроты, что хоть сейчас по деревьям лазай. Гарри подозревал, что ночами он наращивает их назад с помощью одного из своих гениальных ядовитых изобретений, чтобы утром снова было чем заняться.

Утро одиннадцатого дня ничем не отличалось от десяти предыдущих. Те же опостылевшие коридоры, тот же потусторонний голосок Луны, тот же тесный кабинет с неизменным запахом горького чая и шоколада, от которого Поттера уже начинало тошнить. Та же постная физиономия Рона, волокущего очередную полуистлевшую подшивку. И только Моуди выглядел иначе.

Вот когда Гарри понял, что дело сдвинулось с мертвой точки.

Моуди ворвался в кабинет, сжимая в кулаке рулончик пергамента и с каким-то садистским остервенением грохая об пол железной ногой. Рон от неожиданности бухнул подшивку мимо стола, Луна вскочила со стула, торопливо захлопывая журнал, Гарри забыл дожевать шоколадку, а Блейз оторвал глаза от своего безупречного маникюра.

— Уизли, свободен! — рыкнул Моуди на Рона, который бросился было подбирать разлетевшиеся пергаменты. — Дверь прикрой с той стороны.