Шрифт:
Что делать, такие уж мы, медийщики, странные люди. Вместо того, чтобы думать, как уснуть, думаем, кто верстал эфир. Реально, при таком раскладе, последнее, о чём подумаешь, отходя в мир иной, сколько приедет камер на панихиду. Вопрос, «приедут ли вообще», не стоит, как вы понимаете. Такие уж мы тщеславные твари.
Я возвращаюсь в спальню, всё ещё думая о новой сетке вещания. Интересно, какой это канал? Я снова включаю ящик и сажусь на кровати. Дроздов продолжает наглаживать игуану, смотря на меня:
«…Для поведения игуан чрезвычайно характерно своеобразное покачивание головой сверху вниз, производимое обычно при каком-либо возбуждении, например во время схваток самцов друг с другом, при охране участка, встрече с врагом или при получении важной информации. Совсем как люди. Правда, Антон?»
Я аж подпрыгнул. Приехали, граждане технологи. Надо больше отдыхать. С таким режимом не то что не научишься управлять аудиторией, а запросто с собственным пультом не справишься…
– А зачем с ним справляться? – услышал я в ответ.
– Вот и всё. Блестящая карьера технолога закончилась, так и не успев набрать рост. Это диагноз. Начал говорить с телевизором, – размышляю я вслух.
– Нет ничего страшного в том, чтобы поговорить с умным собеседником. Куда ты рвёшься, малыш? – Дроздов притянул к себе игуану, пытавшуюся соскочить, – Он ещё маленький. Но жутко любознательный.
Так. Главное спокойствие. Я понимаю, что я говорю с телевизором, следовательно, отдаю себе отчёт в том, что делаю. Следовательно… так… что следовательно? Следовательно, я ещё не до конца сошёл с ума. Не исключено, что я ещё сплю.
– Мы все, в какой-то степени спим, Антон. Пока нас не разбудят, либо пока мы не научимся управлять своими снами. Или просто управлять. Допустим, ты спишь…
– Очень хотелось бы допустить…
– Ну так и спи. А я тебе про игуан пока расскажу…
– Ага. Давай. (Господи, пусть всё-таки это будет сон, а?)
– Слушай. Одной из наиболее обычных и широко распространённых групп игуан являются многочисленные виды рода Anolis. Большинство из них характеризуется треугольной, расширенной сзади головой. Стройным, умеренно сжатым с боков туловищем с четырьмя хорошо развитыми ногами, из которых задние…
– Ну и хули? Нафига мне эти игуаны?
– Антон, ты случайно не характеризуешься треугольной, расширенной сзади головой? Я за тобой такого не заметил, вроде. Или я ошибаюсь?
– Я уже сам не знаю, что меня характеризует и вообще, есть ли у меня голова. Заканчивай бодягу свою, спать хочу.
– А раз не знаешь, так сиди и слушай. Пожилой человек тебе интересные вещи рассказывает, а ты ещё и материшься. Некрасиво. Другой бы извинился, а ты тут споришь.
Ну что, видимо реально, я сбрендил. Поздно кривляться, придётся пройти весь этот бред до конца.
– Извините, я не хотел вас обидеть, – говорю я и тянусь за новой сигаретой.
– Прощаю, я не злой. Так вот. Задние лапы заметно длиннее передних, и длинным, постепенно утончающимся хвостом… Игуаны довольно своенравные существа, привыкшие к определённой среде обитания. Как этот красавчик Анолис. Он тебе нравится, Антон?
– Безумно.
– И мне тоже. Его Гоша зовут. Гоша, познакомься с Антоном.
То ли Дроздов ущипнул ящерицу, то ли она тоже была разумна, но факт остаётся фактом. Игуана слегка повернула голову и выпучила на меня глазищи.
За спиной Дроздова в этот момент зажёгся большой экран, с картинкой морского побережья. У самой воды лежали камни, на которых грелись три довольно большие ящерицы.
– Игуаны живут по берегам водоёмов, хотя встречаются и древесные виды, – продолжал он, – посмотрим на них в привычной среде обитания.
С этими словами он отпустил игуану на пол, а сам шагнул в экран.
– Самки игуан очень любят нежиться под лучами тропического солнца. Солнце – самое лучшее, что может быть в их понимании. В жаркую июньскую погоду они спариваются с самцами и затем откладывают яйца. В неволе этого добиться очень сложно. Как ты думаешь, Антон, что может заставить самочек игуан изменить привычной среде обитания в пользу московской студии?
– А зачем им это нужно? Им, по-моему, и так неплохо.
– Им это совершенно не нужно, но, допустим, это нужно нам? Чтобы они плодились не под солнцем тропиков, а в морозной Москве?
– Какая же дура игуана соскочит с этой Ривьеры к тебе в Останкино? – ухмыльнулся я.
– Значит, надо объяснить игуане, чем тропическое солнце хуже нашей студии, не так ли?
В этот момент у меня заломило в висках. Слова Вербицкого о том, что «можно доказать, что солнце вреднее луны, равно, как и наоборот» сошлись с изменением среды обитания этих чёртовых игуан. Я подошёл вплотную к экрану: