Шрифт:
– Неизвестный пилот, вы находитесь на территории советской военно-воздушной базы «Граф Бернадотт». Положите оружие на землю и сделайте два шага назад!
Летчик выполнил приказ и швырнул на снег тяжелый темный предмет – автоматический пистолет. Следом тот же самый путь повторили нож и запасная обойма.
– Да у него там целый арсенал! – удивленно прошептал Михаил.
– Подходи ближе и постарайся обойтись без резких движений!
Американец замер в нерешительности, а потом с надеждой спросил:
– Сергей? Сергей Соколов?
Брови полковника удивленно поползли вверх.
– Не может быть, нам снова улыбнулась удача!
Полковник положил руку на дуло «калашникова».
– Опусти, Михаил, это лишнее.
Человек сделал два шага вперед и сорвал с головы темно-зеленый шлем. На лице авиатора сияла усталая улыбка. Сергей бросился к незнакомцу и заключил пилота в крепкие мужские объятия. Пленный летчик хлопнул товарища по спине и ответил короткой фразой, произнесенной на ломаном русском языке:
– Никогда бы не подумал, Сергей, что нам придется встретиться в подобных обстоятельствах!
– Главное, что ты цел!
– Надеюсь! – усмехнулся летчик. – Это сколько же лет прошло? Семь или восемь?
– Девять лет, три месяца и сколько-то дней, точно не помню. Не считал.
В недрах ангара раздался рев пожарной машины. Створки конструкции разошлись в стороны, и из темного зева сооружения вырулил десятиколесный тягач. Транспортер промчался по рулежной дорожке и, выскочив на бетонную поверхность ВПП, устремился к догорающему самолету.
Сергей поморщился и кивнул головой, указывая на разрушенный истребитель:
– Машину подбили, надо понимать?
Немец нахмурился:
– Одна из ваших машин поймала меня на вираже. «Ястреб» словил пару пушечных снарядов, но уцелел и даже не загорелся. Двигатель вспыхнул во время посадки, когда я сбросил тягу до минимально допустимого уровня. К моему счастью, машина не взорвалась: горючее в баках кончилось.
Соколов поздравил друга с успешной посадкой и подвел к товарищу Матвиенко.
– Михаил, знакомься – мой старый друг, оберст Вольфрам Вольштадт. Вместе сражались в небе Заира.
Матвиенко скривил губу, но руки немцу не пожал, насмешливо протянул сквозь зубы:
– Добро пожаловать в Арктику, герр авиатор.
Холодность Михаила не смутила оберста. Вольфрам улыбнулся в ответ и произнес собственные слова приветствия. Сергей невозмутимо добавил:
– Вижу, вы нашли общий язык друг с другом.
Матвиенко усмехнулся, Вольфрам водрузил на голову шлем и поднял ранее брошенное оружие. Повертев в руках пистолет, немец передал его Михаилу.
– «Вальтер» мне больше не понадобится, война для мена закончена.
Летчики замолчали. Завывания угрюмого ветра прерывал далекий рев реактивных двигателей да умиротворяющее шипение брандспойтов. Пожарная машина «Звезды» боролась с последними языками огня. Густая пузыристая пена превращалась в вязкую, стремительно леденеющую массу, стекающую с крыльев и концевых частей фюзеляжа.
– Что же мы на ветру стоим! – внезапно опомнился Сергей. – Пошли в ангар, попьешь йодированного молока и подробно расскажешь о своих приключениях.
Оберст махнул рукой и зашагал за Сергеем.
– От молока не откажусь. После вашего тактического сюрприза чаю как-то не хочется!
Воздушная база «Граф Бернадотт». Ангары «Красной звезды»
20 ноября 2035 года, 8.20
Карты и электронные планшетки сгрудились в углу стола, Сергей решительно смел их с центральной части столешницы. Перед Вольфрамом появилась высокая фарфоровая чашка с отбитой ручкой, термос, наполненный горячим чаем, и тарелка с бутербродами. Вольштадт с благодарностью посмотрел на Эллис, но к пище не притронулся. Душу пилота пожирало тревожное пламя сомнений.
– Что будет с моими людьми? Нас интернируют или будут считать военнопленными? Как поступят с самолетами?
Эллис села напротив немца и с интересом произнесла:
– Вы ешьте, ничего с вашими ребятами не случится. Если командир дал кому-то слово, то сдержит его обязательно!
Вольфрам грустно улыбнулся:
– Я не сомневаюсь в словах Сергея. К сожалению, точка зрения ваших работодателей может не совпадать с точкой зрения полковника.
– Все равно, от еды отказываться не стоит, – вновь произнесла МакДевитт. – Голодный человек легко впадает в уныние и отчаяние. Да и думается на пустой желудок хуже.