На следующий день собирались не торопясь. Опять накрапывал дождь. Личный состав, озябший и мрачный, возился с имуществом. Щенята мокрые. Катя решительно принудила Виту привести в порядок лохмы и лицо. С двумя косами девчонка, как ни странно, выглядела постарше. Убранные с лица пряди открыли исцарапанную рожицу и пятнистую, в нехороших сине-багряных пятнах, шею. Цепочку ожогов на плечах прикрыла сорочка, пожертвованная Катей с барского плеча. Самой командирше пришлось влезть в застиранную гимнастерку с непривычным воротом – ношеную одежку второпях прихватила в недоброй памяти корчме. Гимнастерка оказалась тесновата, мужская часть отряда исподтишка поглядывала на четче выявившиеся округлости командирши. Катя напрямую поинтересовалась у Пашки, может, он чего поближе рассмотреть желает? Присмирели.

Пообедав, двинулись в путь. Катя вела коня в поводу, – мышастый жеребчик оказался существом своенравным. Нужно будет его в монастыре оставить, в качестве чаевых за гостеприимство. Пусть святые тетки на этом дураке навоз возят. Катя лошадей, в общем-то, любила, но этот мышастый по-ослиному упрямый попался. Выезжать тебя, дружок, некогда. Будешь баловать – по зубам схлопочешь. На принцип пойдешь – могут и ствол в ухо сунуть. Товарищ сержант нынче в скверном расположении духа. Так что терпи до монастыря, гайдамакская скотина, там кочевряжиться будешь.

Насчет монастыря Катя испытывала определенные сомнения. Прот к идее монастыря-убежища относился явно негативно. С одной стороны, мальчик в этих вопросах разбирается, с другой стороны, явно не хочется ему возвращаться к тоскливой богоугодной жизни. Вполне понятно, но что ж поделаешь? В конце концов, никто не препятствует ему отсидеться, а потом деру дать.

Сориентировавшись по повороту дороги, Катя выставила часового на опушке и объявила привал. День тянулся мрачный и серый, над болотом плыла пелена дождя, но все равно благоразумнее дождаться сумерек. Перекусили холодными клецками. Катя позволила «старшей-боевой» части личного состава пропустить по глотку самогона.

Вита спрятала остатки снеди, нерешительно подошла. Сидевший на козлах брички Прот догадливо поковылял к кустам.

– Катерина Еорьевна, можно спросить?

– Ну? – Катя в принципе знала, о чем пойдет разговор.

– Може вы меня до город возьмете? Що ж я в православном монастыре делати буду? Меня же сгнобят в неделю.

Глаза у Витки были здоровенные, семитски-черные. Слезы катились, смешивались с дождевыми каплями.

– Не преувеличивай, – пробормотала Катя. – Поработаешь в монастыре, никто тебя не тронет. Я с настоятельницей поговорю. А город чем лучше? Или родственники имеются?

– Нету, – девочка опустила голову, поправила отяжелевшую от влаги папаху. – В Екатеринославе дядя был. Уехали они с семьей в прошлом годе. Такой цорес… [14]

– Сообразительный у тебя дядька. Может, потом отыщешь его. Я тебе немного денег оставлю. Но пока придется в монастыре поскучать. За нами гоняются, сама видишь. Шумные мы, Вита. Постреляют всех, если этаким беженским обозом тащиться будем.

– Та я ж в велику тягость не буду. Я швыдкая, ловкая як кошка. Я готовити умею. По-жидовски ни единого словечика не услыхаете…

Действительно, в последнее время девчонка старалась изъясняться исключительно на замысловатом суржике.

Катя покачала головой:

– Извини, дискуссия окончена. Не дело тебе по лесам таскаться. Да и для всех так лучше будет.

Вита побрела к лошадям. Катя вздохнула и сплюнула на узловатый корень сосны. Не только с противником надлежит быть жесткой и последовательной. О, боги, как же легко, когда одна работаешь. Ведь были же счастливые времена.

На смену Вите приковылял Прот с саквояжем под мышкой.

– Слышь, Прот Викторович, уговаривать меня не надо. Бесполезно.

– Я знаю, – мальчик прикрыл саквояж от мороси полой пиджака. – Я подумал, может, вы с деньгами и документами разберетесь? Ну, пока время есть.

– Вот умный ты, даром что прорицатель, – с некоторым раскаянием пробормотала Катя. – Между прочим, мудрое и своевременное предложение. С деньгами нужно порядок заранее навести. Ну, насчет документов, тут мы мало что можем. Бумаги девочки мы впопыхах спалили. У Пашки, по-моему, вообще ничего и не было. Гвардейца нашего с его «ксивой» мигом к стенке поставят. Один ты у нас с двумя метриками. Ты хоть распихал их, чтобы не запутаться?

– Как сказали, сразу врозь разложил. Екатерина Георгиевна, вы уверены, что здесь бумаг нет? – Прот тряхнул саквояжем. – Мне кажется, должны быть.

– Откуда кажется? Видение было?

Прот кивнул.

– Видение бумажек?! – поразилась Катя. – Бюрократическое пророчество? Ну, ты даешь!

– Ну, не совсем бюрократическое. Вы вынули бумаги и… э-э, выругались. Я помню, вам на нос капало.

Катя сдержалась. Во-первых, сразу матюкаться по пророчеству не положено. Во-вторых, никак нельзя видения свыше столь буквально толковать. Нет в саквояже никаких документов. Некоторое количество дензнаков, всякая ерунда, типа чулок – остатков былой аристократической роскоши. Из полезного имущества разве что пара дефицитных патронов к «маузеру» завалялась. Хотя откуда там патроны? «Маузер» попозже появился. Да ну их на хер, эти видения.