Шрифт:
— Тетя Поля, свиточки…
Не обратив внимания на свою любимицу, шагая через ступеньку, вбежала Полина на крыльцо. В дверях стояла Нина Макаровна. И тоже — с разговором:
— Приходил к вам солдат. Тако-ой… — Она подняла над головой руку. — Ни здравствуй, ни прощай. Умчал, будто на пожар… Да ты — бледная! Что с тобой, Поленька?
— Ой, ничего. Оставьте меня…
Устало вошла в комнату и, дав волю слезам, ничком упала на диван.
В дверь тихонько постучали. Полина не ответила. Дверь приоткрылась, и в комнату протиснулась Маша с ландышами в ручонках.
Полина поднялась.
— Это ты… Машенька…
— Вы плакали, тетя Поля? — сверлила синенькими глазенками Маша.
— Немножко.
— Почему?
— Обидели. Очень обидели тетю Полю.
— Злые дяди?
— Да, нехорошие, злые люди, Машенька… Ой, какие цветы у тебя! Кто это подарил?
— Солдат… дядя Петя. Сначала он сказал — тете Поле, а потом мне отдал.
— А что еще сказал дядя Петя?
— Сказал… сказал: «Вот целый букет, бери». Еще сказал: «Красивая она?»
— Кто она?
— Она… вы, тетя Поля. Какая непонятная!
— А ты сказала — красивая?
Маша кивнула головенкой.
— Смешная моя!
— Я добрая — во скоко вам. — Маша подала горстку ландышей.
— Спасибо, Машенька. — Полина прильнула к ландышам лицом, и снова что-то подкатило к горлу, но уже не тот комок, что недавно готов был вырваться рыданиями, а какой-то иной, она и сама не знала какой — то ли горький, то ли радостный. Притянула к себе Машу, поцеловала белые волосенки. Милая девочка! Она и не ведает, как вовремя пришла!
Хотя на душе у Полины все еще было тяжко, но уже чувствовала, что Маша, эта кроха несмышленая, увела ее мысли к светлому берегу…
Наверное, еще не раз нахлынет дурное настроение и Полина будет плакаться на свою долю соседке Нине Макаровне, даже начнет уговаривать брата уехать куда-нибудь подальше от этих мест, но ее все чаще станут навещать добрые думы о человеке, которому она, кажется, очень дорога.
А человек тот, получив от нее записочку в несколько слов с благодарностью за милые сердцу ландыши, поверит, что к солдату пришло желанное трудное счастье, и он уж постарается удержать это счастье. На то он и солдат!
1962
Матрос Забегаев меняет характер
Здравствуйте, уважаемый Иван Герасимович! Простите, что называю вас так, по имени-отчеству. Вы человек военный, капитан 3 ранга, а я матрос, и нужно бы обращаться по-военному, но я ведь не с рапортом, я — по личному вопросу.
Вы, конечно, удивлены: почему это вдруг пишет вам совсем незнакомый человек, да еще с другого флота, и откуда он знает ваш адрес?
Сейчас все объясню.
Когда я прочитал в газете о том, как вы помогли матросу Афанасию Малышеву встать на верный путь, привязалась ко мне дума. И вот после долгих сомнений решил высказать ее вам. Вы ж так хорошо понимаете душу нашего брата неудачника! А я из тех, кому не везет.
Не знаю, о чем сначала и писать: о просьбе ли своей или о том, кто я такой. Начну, пожалуй, со второго.
Рос в одном сибирском городе парнишка. Ходил в школу, учился и был среди сверстников не последним. Парнишка этот влюбился в море, хотя моря не видел, кроме как в кино. Но зато не было в школьной библиотеке книги о море и моряках, которую он не прочитал бы.
Была у него любимая тельняшка. Правда, не совсем по плечу щуплому подростку, но это полбеды. Ребята все равно завидовали: синие полоски часто виднелись на его груди из-под расстегнутого ворота рубашки.
Рано умер отец-инженер, но мать не отрывала сына от учебы, не жалела сил, чтобы вывести его в люди. Все же среднюю школу он не окончил. Мать второй раз вышла замуж. Парнишке не по нутру пришлось покровительство отчима, да и мать стала не прежней, словно не родной, и он после девятого класса пошел сам добывать себе кусок хлеба.
Ему легко далась профессия шофера. И вот на сибирских дорогах за рулем грузовика можно было видеть вихрастого водителя в полинявшей от времени тельняшке: он по-прежнему бредил морем.
Только вы, моряк, можете после этого представить, каково было ему услышать решение призывной комиссии — направить шофером в обычные пехотные войска! А за столом-то, будто нарочно, сидел настоящий моряк — капитан 1 ранга. Не знаю, сжалился ли он над страдальцем-призывником или уж тот очень убедительно просил изменить решение, сибиряка все же определили на флот.