Окна на север
вернуться

Кнорринг Ирина Николаевна
Шрифт:

БЕЛАЯ ДОРОГА

I.«В нами не услышанных созвучьях…»

В нами не услышанных созвучьях, В нами не написанных стихах — Небо в молнейных, гремящих тучах, Небо в кудреватых облаках. Там живут крылатые драконы, Или ангелы, светлее дня, В небе бесконечном и бездонном, Полном вдохновенья и огня. А в пустых, незвучных наших строчках Жалобно трепещут тополя. Полевые бледные цветочки, Милая и грустная земля. Не кляни ее, — погладь, потрогай! Вот она, усталая, в пыли. И змеится белая дорога, Тонущая в дождевой дали. Полюби ее! В своей невзгоде Нам она так благостна-легка. И дорога белая уводит, Пропадая где-то в облаках.

II.«Ты цветов придорожных не трогай…»

Ты цветов придорожных не трогай. Их ногами топтать перестань. Над широкою белой дорогой Ночь расправила звездную ткань. А когда станут светлые дали, (Ночь протянется несколько лет), Я стяну ремешки у сандалий И покорно пойду на рассвет. Ты останешься бледный и строгий, — Не томись, не кляни, нем вздыхай, — Будешь ты охранять у дороги Наш земной, невозделанный рай. Я тогда назову тебя братом, (В первый раз я скажу тебе: брат). И уйду далеко, без возврата, И забуду дорогу назад. 1933

О РОССИИ

Б.А.Подгорному

Я в жизни своей заплуталась. Забыла дорогу домой. Бродила. Смотрела. Устала. И быть перестала собой. Живу по привычке, без цели. Живу, никуда не спеша. Мелькают, как птицы, недели. Дряхлеет и гибнет душа. ………. Однажды случайно, от скуки, (Я ей безнадежно больна) Прочла я попавшийся в руки Какой-то советский журнал. И странные мысли такие Взметнулись над сонной душой… — Россия! Чужая Россия! Когда ж она стала чужой? …………. Россия! Печальное слово, Потерянное навсегда, В скитаньях напрасно-суровых, В пустых и ненужных годах. Туда — никогда не поеду, А жить без нее не могу. И снова настойчивым бредом Сверлит в разъяренном мозгу: — Зачем меня девочкой глупой От страшной родимой земли, От голода, тюрем и трупов В двадцатом году увезли? 1933

ЭЛЕГИЯ

Уже пришла пора элегий — Спокойных и усталых лет. К далеким дням любви и неги Должно быть, возвращенья нет. И с каждым днем трезвей и строже Слова, желанья и дела. Ну что-ж? И я была моложе, И я счастливее была. Но все туманней дни и лица, Хмельнее память бытия. — Пора, пора и нам проститься, Пустая молодость моя! Прости — за жадные желанья, За все содеянное зло, За то, что горьким было знанье, За то, что мне не повезло… Теперь я знаю слишком много: Что счастье не прочней стекла. И что нельзя просить у Бога Благополучья и тепла. Теперь — устав в напрасном беге, Покорно замедляя шаг, — Печальной музыкой элегий Пускай потешится душа! 1933

О СМЕРТИ

«О смерти», это значит — о небывшем, О непришедшем в ледяных годах, О том, что мы всю жизнь так жадно ищем, И не находим никогда. «О смерти», это о несовершенном, О том, чего мы сделать не могли. О сердце, без любви опустошенном, И о легчайшем запахе земли. «О смерти», это — вовсе не о смерти, Не о конце, — о горечи стыда, О том, что нужно, наконец, ответить За долгие и страшные года. 1933

«Все брошено, и ничего не жаль…»

Все брошено, и ничего не жаль. Все отнято, и «ничего не надо». Ползет на жизнь тончайшая печаль, Как тишина из дремлющего сада. Проходит день, в спокойном полусне, — Больной, уже заранее уставший. И где-то там, в последней глубине, Бессмысленный вопрос: «а что-же дальше?» Не хочется ни правды, ни тепла, Ни счастья, ни свободы, ни удачи. Ведь жизнь меня обидно обошла, И я в ней больше ничего не значу. 1934

«Приди. Возьми. Люби. Запомни…»

Приди. Возьми. Люби. Запомни. Не позабудь и не предай. Увидишь мир чужой и темный, — Отвергнутый тобой рай. Узнаешь гнев и горечь власти, Когда под взглядом трезвых глаз Слова отчаянья и страсти Не свяжут, а разделят нас. И в час последнего обмана (С последней пыткой не спеши!) Рукой коснешься черной раны — Тобой развенчанной души. 1934

Я люблю заводные игрушки

Я люблю заводные игрушки И протяжное пенье волчка. Пряди русых волос на подушке И спокойный огонь камелька. Я люблю в этом тихом покое После бешеной сутолки дня Свое сердце, совсем ледяное, Хоть немножко согреть у огня. Я люблю, когда лоб мой горячий Тронет ласково чья-то ладонь. А в углу — закатившийся мячик И бесхвостый, облупленный конь. Позабыв и тоску, и усталость, Так легко обо всем говорить… Это все, что мне в жизни осталось, Все, что я научилась любить. 1934