“Это хорошие парни” — и пошел.

Мужики не перерезали ему горло, а, наоборот, дали ему две бутылки водки, сказав: “Честное слово, мы больше не можем!”

Да, шефу многое было по силам. Единственный, кто был ему не по зубам, это Пакс.

Перед ним многослойность Рудольфо заметно таяла. Потому что Пакс был не такой, как большинство людей. Не в том смысле, что он был красивее или уродливее, лучше или хуже, умнее или глупее, чем другие. Это было не важно, потому что Рудольфо справлялся как с глупыми, так и с умными, как с хорошими, так и с плохими, как с неприглядными, так и с красивыми. Нет, просто Пакс был устроен нестандартно, он был из другого материала и в нем не было тех элементов, которые реагировали бы на уловки Рудольфо, на его наживку.

Посланные шефом гонцы, призванные навести мосты, отскакивали от Пакса, как от стенки горох, на его фоне оригинальные и вызывающие восхищение приемы шефа казались простыми и неприкрытыми. Пакс общался с людьми совсем по другой схеме и при контакте нажимал совсем на другие кнопки, чем шеф. Он делал это первобытно, при помощи жестов, призывов и прикосновений. У него был гулкий басовитый голос, который заглушал всех остальных и доносился даже с другого этажа. Пакс говорил отрывисто, часто балагурил и сам же смеялся сказанному. Оставалось впечатление, что он говорит только самому себе, сам веселится и не слушает других. На самом деле он был очень внимательным и его маленькие глазки и уши, величиной с гриб лисичку, улавливали решительно все, ничто не оставалось без внимания.

Кто же на самом деле был Пакс? Фабиан не знал его с молодости. Он был неопределенного возраста, но наверняка старше, чем Фабиан. Говорят, что когда-то, в университетские времена, он был крепким комсомольским деятелем.

На улицах Таллинна, насколько помнит Фабиан, Пакс появился лет двенадцать назад. Фабиан не знал, конечно, что это Пакс, просто он был запоминающейся фигурой. В советские времена из-за каких-то неприятностей ему выдвинуться не было суждено. Он ждал своего часа. Во всяком случае, ходил он в импортной одежде, у него были длинные и короткие куртки, клетчатые и полосатые брюки, зонтики с изогнутой и прямой ручкой, несколько золотых цепочек, шелковые рубашки и самая дорогая советская машина. Он уже тогда был такой же, как сейчас, — кругленький и с короткими руками, которые отстояли от тела, как у штангиста, тяжелоатлета, хотя в занятии спортом его трудно было заподозрить (правда, сейчас он регулярно ходил играть в кегли). У него была круглая лысоватая голова, веселые карие глаза и всегда легкая небритость.

Внешность Пакса полностью соответствовала представлению о типичном мафиози.

В старину его всегда сопровождал французский бульдог, которому он иногда, приняв водочки, покупал в кафе лакомство, ставил тарелку на пол и угощал его. Это вызывало недовольство других посетителей кафе. Обычно эти инциденты заканчивались тем, что вмешивался офицант, которому Пакс за вылизанную собакой тарелку щедро платил.

А когда он с собакой под мышкой выходил, то в дверях обычно кричал:

“Что вы, жабы, квакаете! Моя собака поумнее вас будет! Бэээ!”

Официально (Фабиан видел на столе шефа его кадровый листок) Пакс успел поработать в Трамвайном тресте, в туристической сфере, одно время даже пекарем. Но поговаривали, что за всем этим стоял какой-то закулисный бизнес. Во всяком случае, сейчас его считали большим знатоком в финансовой сфере и особенно в предсказании курса валют. А еще говорили, что во Дворце он работает просто для разнообразия, из альтруизма и любви к искусству.

Однажды Фабиан слышал беседу Пакса с каким-то другом. Тот удивлялся:

“Что ты там среди этих баранов время тратишь, давай лучше устроим...” — тут Фабиан не понял, что именно.

Пакс на это ему прогудел, что у друга нет патриотического и эстетического чувства. Что он здесь по причине именно этих неуловимых эмульсий (он так и сказал — эмульсий).

“Эти недотепы сами не справятся”, — добавил он затем сочувственно, под “недотепами” имея в виду молодые отечественные силы, которые скользили по паркету Дворца, сменив старые кадры. Пакс сочувственно именовал их “мастерами искусств”, потому что они не интересовались бизнесом, кеглями и курсом валют.

Пакс пришел во Дворец в конце советского периода, когда национально настроенные коммунисты только что одержали победу. Таким образом, в течение короткого времени он поработал под тремя правительствами и у него была огромная власть, потому что он владел информацией, знал все, в том числе большие и малые грехи чиновников, семейные отношения и интриги противоборствующих сторон.

Взаимоотношения Рудольфо и Пакса

Работа в их канцелярии, полное название которой было Канцелярия интеграции Эстонии в мировое сообщество, была бы вполне сносной, несмотря на лирический террор Рудольфо и мужицкое балагурство Пакса, если бы эти двое нормально ладили между собой. Правда, Пакс не был их начальником, он и шеф не состояли в одной системе служебного подчинения. Они были звеньями разных цепей. Но эти звенья то и дело соприкасались, и от Пакса кое-что зависело. Пакс посредничал, если можно так выразиться, между канцелярией и верхушкой Иерархии в самой общей части нормативных актов. Он, конечно, исполнял приказы, спускавшиеся сверху, но они преломлялись через призму его личности.

К сожалению, его отношения с Рудольфо были весьма далеки от светлой дружбы и любви. Можно даже сказать, что Пакс ненавидел шефа. Такими их отношения стали с течением времени. Вначале, когда шеф только поступил на работу, они общались вполне цивилизованно. Видно было, что Пакс уважает шефа, потому что понимает объем его эрудиции и опыта.

Конечно, у Пакса уже тогда был повод недолюбливать шефа, поскольку он сам был не ахти какой танцор. Его молодость пришлась на то время, когда вступали в стройотряды и в стихах воспевали девушек — королев бетономешалок в заляпанных известкой штанах. Более изысканными занятиями, вроде бальных танцев, тогда не особенно увлекались. Наоборот, это даже осуждали, считая, что на паркете достаточно просто самовыражаться и дергаться. Власть тоже не одобряла танцевальное искусство. Исключение составляли народные танцы.