Во дворе бабы Кати гуляли часто. Димка, сидя во тьме сада, слушал их деревенское пение, и ему хотелось пойти к ним, объединиться с ними в этой песне, почувствовать родство и восстановить забытую и потерянную им связь поколений.

Димка накормил деда. Ему казалось, что тот прочел его настроение и жует с ироническим видом и даже косится с неким намеком, разве что не подмигивает. И Барсик волновался больше обычного — ждал Димку у бани, потом сидел на террасе и смотрел, как он бреется, оценивающе обнюхивал новые штаны.

Дед уже заснул, а Димка боялся оставить его одного, как будто собирался надолго покинуть. Поднялся и начал дрожать, пресс сжимался и раскручивал судороги по конечностям. Зуб на зуб не попадал. Димка придерживал рукой челюсть, и она мелко и мощно дрожала в ладони.

— На свидание, думаешь? — спросил он у Барсика. — Ошибаешься. Мы разные поколения.

Давно он не испытывал таких странных, жгучих чувств, давно так не волновался перед встречей с кем-либо, да и волновался ли вообще.

Барсик было увязался за ним, но Димка отправил его спать. По дороге к бабе Кате остановился возле большого, древнего камня, будто и вправду оставшегося со времен океана. Именно в этом месте можно было поймать телефонную волну. Димка включил мобильник, постепенно засветились полочки билайновской связи, но пусто — ни эсэмэсок, ни сообщений о звонках, ничего — Димку не искали в Москве, и за все это время никто не позвонил, даже Танюха, ни разу.

На свет мобильника прилетели мотыльки, Димка щелкал кнопкой и нес в руке светящееся, живое облако. “Как красиво… Надо будет показать Ивгешке”, — радостно подумал он.

В темноте нащупал калитку и будто бы по старой памяти потянул дратву, поднимавшую щеколду.

Большая собака даже не заворчала, только обнюхала штаны и вильнула хвостом, наверное, узнав запах Барсика.

Голая лампочка в глубине двора освещала нежным светом зеленую нишу навеса, деревянный стол и спины людей, похожих на колдунов.

— Доброй ночи, — сказал Димка. — Извините, что поздно.

От стола поднялась и, дрожа лицом, пошла к нему крупная бабушка. Она взяла его ладонями за голову и троекратно поцеловала.

— Федор, Федор, — повторяла она и плакала. — Даже Пиратка тебя узнал, не гавкнул… А ведь Виталька наш помер в Германии, — обнимая его, она трогательно провела руками вдоль тела, будто проверяя его ауру. Димка читал в дневнике, что точно так же делала бабушка Федора. — Проходи, проходи, сынок, садись.

— Здравствуйте, это вам, — Димка поставил на стол мартини.

— Не-е, с вами на хер не заснешь! — с топчана в зарослях вьюна радостно приподнялся пожилой мужчина, с жидко облепившими лысину волосиками. — Наливай мартиню, а то все самокат, да самокат.

— Спи давай, алкаш, — беззлобно сказала женщина в люрексовой кофте. — Кто б тебе его налил!

— Да разви ж с вами заснешь, ля-ля-ля да ля-ля-ля…

Кроме тетки и бабы Кати за столом сидела пожилая чета, но Ивгешки нигде не было.

— Садись, садись, нам больше ждать некого.

— Не садись, а присаживайся. Сесть он всегда успеет.

— Спи, язвия тебя в душу.

— Да разви ж с вами заснешь…

— Помер мой внучек, — в черных глазах бабы Кати не было ничего, кроме брезгливого ужаса перед жизнью. — Да и ты сиротой остался.

— Мы че на поминках, я не понял?

— Пока что так получается, — солидно заметил другой мужчина, весь серый, будто сделанный из земли, даже кепка серая и папиросы.

— Помянем, хай земля будет пухом!

Димке налили полный стакан мутной жидкости, подали огурец, подвинули чашку картошки, сало, капусту.

Все задумались и затаили стаканы, чтобы ненароком не чокнуться. Димка погрустил чуть-чуть и с удовольствием, даже будто с жаждой выпил. Напиток оказался не таким противным и крепким, как он думал. Огурец, капуста и картошка хорошо снимали ожог в трахее и приятно дополняли вкус самогона.

— Не-е, не разучился в Москве самокат пить, как я погляжу, — одобрил его мужик с прилепленными волосами.

— Как же так, что он умер? — спросил Димка бабу Катю.

Она качала головой и, не мигая, смотрела на него.

— Как Виталька умер, спрашивает, — сказала ей в ухо тетка.

— Передоз, — это современное слово из наркоманского лексикона прозвучало у нее без всякой позы, спокойно и страшно.

— Как там, в Москве? — спросил мужик.

— Да-а, — Димка хотел что-то сказать, но сказать надо было бы так много, что он просто махнул рукой. — Все так же, плохи дела.