Сидели без огня. Семен думал: «Встретимся ли?».. Минуты молчания были томительны. Наконец Метелин проникновенно сказал:

— Спасибо, сестренка, как за родным ухаживала!

— А ты, Сема, родной и есть, — отозвалась Настя.

— И ты для меня родная. — Семен нащупал в темноте ее шершавую руку и поцеловал.

— Ой, что ты, Сема, что ты! — засмущалась Настя.

— Чем только отблагодарить тебя, сестренка?.. Нечем.

— И-и, что ты? — запротестовала хозяйка. — Ты, Сема, для всех нас больше делаешь, себя не щадишь!

В эту минуту она искренне жалела, что Метелин покидает ее дом, тревожилась за его жизнь, готова была снова терпеть короткие наезды Василия, только бы ему, Метелину, ничего не угрожало. В том, что в Пятихатках на ее глазах Семену безопасно, она твердо была уверена: что-то его ждет на новом месте?

Однако на ее вопрос, почему он покидает хутор, Метелин ответил: «Так решил комитет». И это успокоило Настю: «Им виднее, как поступить».

И все-таки ее давила необъяснимая тоска.

— Что-то Василий мой, — вздохнула она, — второй день глаз не кажет.

— Не волнуйся, он частенько задерживается.

— Нынче что-то места себе не нахожу, не знаю почему, вся в тревоге? Душа ноет и ноет.

— Успокойся, он у матери ночует.

— Ох, дождусь ли утра?..

— Это у тебя от усталости.

За окном что-то зашуршало. Настя припала к стеклу. В тусклом свете за плетнем различила конную подводу, трех вооруженных людей. Двое, крадучись, пробирались во двор, один притаился у окна, выходящего на улицу.

Настя отшатнулась от стекла. Сысой Карпович и раньше заглядывал к ней по ночам — выпить. Иногда дружков прихватывал. Так почему же сейчас екнуло сердце, подкосились ноги?.. Ухватив мешок с печатным станком, она поволокла его в сенцы.

— Ой, поберегись, Сема. В погреб полезай.

Метелин поддался ее настроению, с мешком спустился в бункер, устроенный для типографии.

В дверь постучали. Настя, помедлив, проворчала:

— Кого нелегкая по ночам носит? — Приблизившись к двери, ласково спросила: — Это ты, Ваня?

— Полиция! Чего копаешься, открывай!

— Дай хоть юбку натяну. Спала я.

В комнату ворвался Сысой Карпович. Осветив постель Метелина, спросил:

— Квартирант где?

Когда нужно напустить туману, одурачить кого-нибудь, хитрая хохлушка всегда переходила на язык предков:

— Вы легки на помине. Иван и то жалился: что-то благодетель позабыл нас, — тараторила Настя. — То-то рад-радехонек будет, — и доверительно зашептала: — у него до вас дило есть. Секретное. Я допытывалась, не сказывает.

— Соскучился? Я осчастливлю! — загадочно произнес полицай и прикрикнул на хозяйку: — Копоти не напускай. Я спрашиваю, где он?

Зажигая лампу, Настя смущенно захихикала:

— Знамо где. У крали вин.

— Ха-ха, чахоточный! — рассмеялся полицай. — Куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Где живет зазноба его?

— Який вумный! — опять рассмеялась Настя. — Не кажет.

— В Пятихатках?

— Ни-и, у соседнем хуторе. Та вин скоро приде.

— Дуралей, в собственной хате товар закисает, а он на стороне что-то ищет. Когда вернется?

— Мы ж сродственники, — засмущалась хозяйка. — Як питухи заспивают, вин объявится.

— Говорят, что у тебя нет племянника?

— Який дурень сплетни вье?

— Клава-переводчица. И нас, подлюка, дураками выставила, в краску перед начальством ввела.

Словоохотливый Сысой Карпович тут же одернул себя: говорить этого не следовало.

Полицай пробежал по комнате, заглянул в чулан, потом по-приятельски спросил Настю:

— У тебя, хозяюшка, не найдется ли что-нибудь такого? — и щелкнул пальцем по горлу.

— Ни капельки.

— Ступай, у соседки разживись, — приказал он и, высунувшись в дверь, позвал: — Прошу, господа, заходите.

В хату ввалились два угрюмых полицая.

Накинув на плечи шаль, Настя с порожней четвертью выбежала на улицу. Сысой Карпович, как старший, дал задание каждому из своих спутников:

— Ты — давай в погреб, а ты — на горище: нет ли там кого и чего? Подождем, пока зараза Бугров от бабы вернется. До утра все равно управимся. Хозяйку не буду запугивать, пусть нам пока послужит.

Полицаи бросились выполнять указание Сысоя Карповича.

В поведении старшего полицейского Настя почувствовала что-то недоброе. Остановилась у подводы. «Ой, неспроста все углы обшаривают. Втроем. Не иначе — за Семой».