Врач-массажист Иван Атоян был неприлично хорош собой. При взгляде на него становилось понятно, зачем бог создал женщину. Для удовольствия. Для реализации своих тайных желаний. Для страсти, ревности и безрассудных поступков.

Ему тридцать три. Мужчина в самом соку. Спина литая, плечи покатые, узкая талия и точная посадка бедер. Жесткая фигура самца-соблазнителя. Морда тоже соответствовала образу искусителя. Близко посаженные карие глаза, рыжеватые короткие волосы, небритость. Овал лица, как в народе говорится, «где есть – пошире, где думать – поуже». Джон Траволта в российской интерпретации. Вроде до идеала далеко, но все вместе смотрелось бесподобно. Просто природа создала такую органику, и что хочешь с этим, то и делай. Улыбка играет на физиономии сама по себе. Ласковые глаза смотрят так, словно он влюблен в тебя безумно и страстно. Есть такие лица – на кого смотрит, вроде та и нравится. Одинаково влюбленное выражение глаз. А потом выясняется, что просто взгляд у него такой. И напрасно вы размечтались.

Лада Корш каждый раз после сеанса массажа приходила на чаепитие и возмущалась: «Ну кому в голову пришло принять на работу этот ходячий секс? Здесь женщины одинокие, а он тут выхаживает туда-сюда, туда-сюда!»

Лада вскакивала со стула и начинала изображать врача – голова в плечи, широкая жесткая походка и блуждающая улыбка. Выходило очень похоже, и Роза покатывалась со смеху. Классная актриса Лада!

Но как только Лада уходила к себе, Роза начинала страдать. Абсолютно здоровое сердце начинало болеть так, словно его взяли в руки и мнут, как тесто. Боль отстреливала в левую руку – рука немела. Все конечности становились холодными. Голова была пуста, макушка отрезана. Полуживой труп.

Но ей нравилось. Так страдать и находить в этом наивысшее наслаждение. Потому что чувствуешь, живешь, любишь и мечтаешь. А что еще нужно женщине на закате своей женской карьеры?.. Только бенефис.

Когда доктор Иван Атоян вошел в кабинет, Роза уже улеглась на кушетку. «Так проще скрыть эмоции», – решила она и от страха еще и глаза прикрыла. Будь что будет.

– А, вы уже здесь? А я у главного задержался. Прошу прощения, – заговорил доктор, увидев готовую пациентку.

Он не спеша закрыл за собой дверь и сел рядом с кушеткой на стул. Роза от удивления открыла глаза. Обычно Иван сразу энергично мыл руки, мазал их кремом и приступал к массажу.

– Что-то не так? – осторожно спросила Роза, подтянув простыню к подбородку.

Доктор задумчиво посмотрел на свои руки и кивнул в сторону открытой барокамеры:

– Вот, Роза Витальевна. Покидаю я вас... Подписал заявление у главврача об увольнении. Перевожусь в ЦИТО. И к дому ближе, да и условия более подходящие... Такие вот дела... – Доктор вздохнул и провел рукой по простыне, под которой была Роза.

Роза задохнулась от неожиданного горя, от этой случайной нежности Ивана. Она резко села, забыв о больном позвоночнике, и схватила врача за руку.

– Нет! Не оставляйте... нас. Так нельзя! Я не хочу... потому что привыкла именно к вам.

Иван снисходительно улыбнулся:

– Не волнуйтесь, Роза, у вас будет другой массажист, он не менее профессионален. Вам понравится!

Все, что накопилось в душе Розы за последние месяцы, бесконтрольно вырвалось наружу:

– Вы меня обманываете! Вы совсем другое должны мне сейчас говорить! Разыгрываете спектакль, что вам жаль пациентов оставлять? Да вам меня жалко оставлять! Потому что вы чувствуете то же, что и я!

Роза комкала простыню, не зная, чем занять взволнованные руки. Им так хотелось взмыть на плечи любимого, трепетными пальцами пробежаться по его волосам и коже – знаменитая балерина в совершенстве владела искусством выразительного жеста. Уметь росчерком движения передать многотомные объяснения...

– Простите, – растерялся доктор, – а что я чувствую? Вы хотите сказать...

– Да вы просто любите меня! – слабо выдохнула Роза. – А я вас. И вы давно это поняли, только не знали, как признаться... Но если вы уйдете, то уже никогда не узнаете, что счастье нас обошло стороной! Вы постеснялись открыться, я тоже. И вот уже все. Череда условностей, а чувства не расцвели, они зародились и зачахли, как цветы, которых не поливали.

Иван скрестил руки на груди и внимательно слушал. Первый раз Роза видела его серьезным.

– Я мечтала о вас, как мечтают о спасении на острове потерпевшие кораблекрушение. Я целовала свои руки, до которых вы дотрагивались. Вы были таким нежным только со мной. Я спрашивала у других больных. Да, знаю, только со мной. И вы уходите отсюда, потому что больше не можете справиться со своими чувствами..

Она говорила то, что читала в романах. Пусть это уже произносилось до нее миллионы раз, главное не слова, а то, что ты решился их произнести. Она призналась и теперь главное – что он ответит.

– Послушайте меня, пожалуйста, – Иван встал со стула, подошел к барокамере и с трудом закрыл громоздкую крышку. – Роза Витальевна, мне действительно надо вам сказать нечто очень важное. То, что не скажет никто другой. Я не уверен, что должен делать это... – Иван нервно заходил по комнате.

Неожиданно Роза Витальевна сбросила на пол простыню. Так и застыла на больничной кушетке, обнаженная, в одних маленьких бумажных трусиках, беспомощная, хрупкая белая роза.

Иван закрыл лицо руками, замотал головой. Его захлестнула такая волна жалости к этой женщине! Он бросился к ней, схватил ее на руки и стал целовать шею, руки, живот...