Шрифт:
Лица у всех сделались сразу значительными.
Только Бунин скептически усмехнулся:
— Эти басни мы много раз слыхали!
— Нет, Иван Алексеевич, — уверил Толстой. — Это начало конца.
— Значит, скоро домой поедем! — потер руки Бурцев.
Бунин подначил его:
— Да, Владимир Львович, торопитесь собрать вещи. Чтоб первым успеть на вокзал…
Мирский ехидно поддакнул:
— Конечно! Только надо не по железной дороге, следует въехать в Москву на белом коне.
— И сразу — на Лубянку, — ухмыльнулся Каган. — Реквизировать все документы ВЧК. Для пополнения картотеки Владимира Львовича.
* * *
Из дневниковых записей Бунина. Первая за 13 марта:
«Вчерашний день не принес ничего нового. Нигде нельзя было добиться толку даже насчет Красной Горки — чья она?
…Нынче проснулся, чувствуя себя особенно трезвым к Кронштадту. Что пока в самом деле случилось? Да и лозунг их: «Да здравствуют Советы!» Вот тебе и парижское торжество, — говорили, будто там кричали: «Да здравствует Учредительное собрание!»— Ныне «Новости» опять — третий номер подряд — яростно рвут «претендентов на власть», монархистов. Делят, сукины дети, «еще не убитого медведя»…
1/14 марта.
…Прочел «Новую русскую жизнь» [Гельсингфорс] — настроение несколько изменилось. Нет, оказывается, петербургские рабочие волновались довольно сильно. Но замечательно: главное, о чем кричали они, — это «хлеба» и «долой коммунистов и жидов!». Евреи в Петербурге попрятались, организовывали оборону против погрома… Были случаи пения «Боже, Царя храни».
* * *
Ранним утром 17 марта большевистские отряды ворвались и Кронштадт. Весь день шли бои. Восставшие знали, что им пощады не будет, поэтому их мужество было беспримерным. Но к вечеру все было кончено. Линкоры прекратили огонь. Экипажи помыли палубы, помылись сами, надели чистое белье и стали ждать своей участи.
В тот же день, в 21 час 50 минут Тухачевский подписал приказ об овладении крепостью, островом Котлин и батареей Риф.
Согласно приказу «красного маршала» широко применялась в уличных боях артиллерия. Бунин не узнает, что снарядом был разрушен домик, где некогда жила Катюша Милина.
11
Возникает естественный вопрос: если по всей России потоками лилась кровь, значит, была необходима целая армия жестоких истязателей и расстреливателей. Как же удавалось вербовать этих выродков?
Один из умнейших русских писателей Владимир Солоухин так говорит об этом: «Конечно, были люди, которые за чистую монету принимали все слова и лозунги Ленина… Они искренне верили, что Москва и Петроград голодают потому, что крестьяне не дают хлеба, прячут его. В то время как мы знаем, что зависимость была обратная. Голод в Москве и Петрограде нужен был Ленину как повод отобрать у крестьян весь хлеб до последнего зерна, сосредоточить его в своих руках, а затем, распределяя, «господствовать над всеми видами труда»… Были и просто коллаборационисты. Ведь в любой оккупированной стране все равно находятся люди, сотрудничающие с оккупантами…
Но было и еще одно очень важное обстоятельство, на которое указал сам Ленин…» И далее идут две красноречивые цитаты:
«Большое значение для революции имело то обстоятельство, что в русских городах было много еврейских интеллигентов. Они ликвидировали тот всеобщий саботаж, на который мы натолкнулись после Октябрьской революции… Еврейские элементы были мобилизованы против саботажа и тем спасли революцию в тяжелую минуту» ( Киржниц. «Еврейский рабочий». Москва, 1926, с. 236).
«Все население России… видело, как с молниеносной быстротой совершалась замена правящего класса и как евреи превратились в советских вельмож, комиссаров и командиров. А за ними потянулись их многочисленные родственники и единоплеменники, заполняя все государственные учреждения» (А. Дикий. «Евреи в России и в СССР». Нью-Йорк, 1967, с. 210).
12
— Вот и все! — горестно вздохнул Бунин, прочитав в газетах о падении Кронштадта. — Больше ждать нечего, на чужбине мы останемся надолго. Страшно подумать: как жить без России, без нашей России?
Скоро он запишет в дневник:
«Сон, дикий сон! Давно ли все это было — сила, богатство, полнота жизни — и все это было наше, наш дом, Россия!
Полтава, городской сад. Екатер[инослав (?)], Севастополь, залив, Графская пристань, блестящие морские офицеры и матросы, длинная шлюпка в десять гребцов… Сибирь, Москва, меха, драгоценности, сибирский экспресс, монастыри, соборы, Астрахань, Баку…
И всему конец! И все это было ведь и моя жизнь! И вот ничего, и даже последних родных никогда не увидишь! А собственно, я и не заметил как следует, как погибла моя жизнь…