Шрифт:
Сказать, что Риза-бей улыбался, как небеса после грозы, будет не просто сравнением. Было что-то в этом человеке и от кроткой лани, и от льва. Лев часто рычал, мощно и великолепно. Когда он гневался, все вокруг дрожало, а он, между прочим, снова разгневался, когда луна вошла в новую фазу и снова встал вопрос о его приезде в Париж и об аудиенции в Версале.
Барон де Б. довел до его сведения, что, согласно отработанному этикету, за ним будет послана карета, в которой он должен будет занять место между ним, бароном, слева, и маршалом Матиньоном, справа.
Вот тогда Риза-бей и разразился гневом. Он заявил, что никогда не согласится делить карету с христианином, его религия это запрещает, ибо в противном случае он подвергается риску прикоснуться к этому человеку. Он желал ехать верхом в сопровождении персоны равного с ним ранга. Кроме того, следует подождать, пока луна еще увеличится, чтобы избежать тысячи возможных несчастий.
Начальник протокола того времени должен был проявить большое терпение и склонить короля милостиво повелеть еще раз отсрочить дату церемонии. Король благосклонно согласился. Вспыльчивый посол порылся в своих священных книгах и нашел наконец подходящий день. Весь двор обсуждал эти события, и вот под звуки труб кортеж двинулся по широкой подъездной дороге к Версалю.
В это утро, в восемь часов, перед Большой галереей Версальского дворца собрались придворные. Дамы сидели в амфитеатре.
Среди них была и Аделаида де Леспине, которая с бьющимся сердцем ожидала появления того, кого она любила любовью, переходящей все границы, требующей ее гибели. Она все повторяла эти слова: «Я погибла!» И пыталась сдержать нервный тик, от которого дергался уголок ее губ. Однако ничто еще не было потеряно, любовь ее была для всех секретом. У нее было время взять себя в руки, ведь они даже не разговаривали. Но он уже был ее господином, а она его рабой. Счастливой или несчастной?
Она не смогла бы сказать. Вероятно, и то, и другое, и притом в высшей степени. Накануне она сказала себе: «Я решу это завтра, когда увижу его в Версале. Может быть, он разочарует меня, и мне будет легче отказаться от него. Я всегда видела его только сидящим…» Но поскольку она была неглупа, то признавалась также себе, что первым шагом к отречению должен был бы быть отказ от всяких испытаний и решение избегать его и никогда не искать с ним встречи.
Маленькая графиня закрыла глаза, затем открыла. Перед ней сидели принцессы крови, рядом с ней несколько придворных дам, не особенно важных, как и она сама. Они без умолку болтали вполголоса.
«Что еще случилось? – спрашивала одна из них. – Он опаздывает, он уже должен быть здесь.
– Может быть, он уехал, никого не предупредив?
– Вы знаете, что еще вчера он отказался покинуть Шарантон. Мне сказала об этом баронесса де Б. Когда за ним приехали, он ничего не хотел слышать…
– Из-за луны?
– Нет. Потому что он ждал маршала Матиньона, а тот не приехал.
– Не может быть! С первого его визита он его очень плохо принимал.
– Самое прелестное, что, когда барон де Б. упрекнул его за это, знаете, что он ему ответил? «На что он жалуется? Я же угостил его чаем!»
– Милочка, мадам де ла Рош сказала мне, что он пытался курить свой кальян даже в королевской карете.
– Это еще пустяки. Я знаю от баронессы де Б., что когда барон пришел за ним, то от страха, что ему придется ехать в одной карете с неверными христианами, он вскочил со своих подушек и прыгнул на одну из лошадей, стоявших на террасе, которая к тому же его сбросила. Тогда барон сгоряча взял его за пуговицу костюма и пригрозил все аннулировать, и прием, и аудиенцию, и таким образом его урезонил. Тогда он одним прыжком вскочил в карету, оттолкнув офицеров конвоя, которые упали, а шпаги их взлетели в воздух.
Внезапно в толпе с натянутыми нервами воцарилась тишина, и мадам Леспине прижала руки к коленям, чтобы они не дрожали. Кортеж наконец появился и проехал через галерею.
Впереди шел Агубеджан, который нес на вытянутых руках письмо и подарок от персидского царя, накрытый шелковой тканью, расшитой золотом.
Риза-бей был великолепен в костюме из серебряной парчи, поверх которого свисала длинная шпага. На поясе у него висел также кинжал в ножнах с золотыми насечками.
Когда он приблизился к двери, где его встретил герцог Ноайльский, капитан кордегардии, он взял в руки письмо своего государя и кошачьим шагом двинулся вперед, мягко скользя в своих золоченых туфлях, пока не оказался посредине тронной залы. На возвышении с четырьмя ступеньками сидел Людовик XIV, не в парадном одеянии, но в «домашнем костюме», который был великолепен.
Король снял свою шляпу, но Риза-бей не снял свой тюрбан, его обычаи этого не позволяли. Дофин сидел рядом с его величеством. Поскольку ему было всего пять лет и он считался слишком маленьким, чтобы сидеть с непокрытой головой, волосы его прикрывала шапочка из черного бархата, украшенная драгоценными камнями, но в руках он держал шляпу, что было символическим знаком уважения к послу.
Зала была полна высшими сановниками и множеством послов из всех стран Европы, любопытствующих увидеть лицо коллеги, который казался им таким экстравагантным. Прекрасно владея собой и очень ловко, Магомет Риза-бей поднялся на три первые ступеньки и подал Людовику XIV свои верительные грамоты. Через посредство переводчика король Франции справился о здоровье персидского царя.