— Если дают мне на то право мои духовные заслуги, пусть и в следующем перерождении я стану идущим к будде монахом!

Медом и молоком пахло в райском саду. Стреляли глазками пышногрудые апсары. Архат не спешил предаваться соблазну — он ждал и дождался. Из ниоткуда раздалось:

— Приветствую, о дваждырожденный!

— Привет и тебе, господин! — ответил настороженно Рамануджа.

— Похоже, ты не стремишься насладиться отдыхом между перерождениями?

— Я стремлюсь к моей цели — стать буддой! Так что пусть колесо сансары быстрее совершит следующий поворот.

— Но ты уже дважды становился на путь буддизма у себя на родине, и это ни к чему не привело. Может быть, попробуем иной путь?

— Мои духовные заслуги дают мне право ставить Условие, за выполнение которого ответственно все Мироздание, — отрезал Рамануджа.

— Условие будет соблюдено, — сказал голос вкрадчиво. — Ты возродишься в Китае, где сможешь последовать чань-буддизму. Чань-буддизм может дать тебе мгновенное просветление и уход в нирвану: все зависит лишь от твоего овладения учением.

Рамануджа почесал в затылке и махнул рукой:

— Хорошо, господин, — я согласен, лишь бы было соблюдено Условие!..

…чаньский монах Ли Юй преуспел в искусстве медитации. Пальцы его были искусны в составлении мудр, в самосозерцании он мог проводить по 16 часов в сутки, а ученики разнесли составленные им притчи. Звание алоханя он заслужил по праву, но этого было мало. И Ли Юй решился повторить пример Бодхидхармы, получившего просветление после девяти лет созерцания стены пещеры. До заветного срока ежедневной терпеливой медитации оставался месяц, когда Ли Юй почувствовал приближение смерти. Монах шевельнул губами:

— Пусть мои духовные заслуги позволят мне продолжить путь к будде…

Покоясь среди цветов на берегу молочной реки, Рамануджа вспомнил свои перерождения и громко сказал:

— Я внимаю.

— Условие, Условие… Ну почему ты не выберешь что-нибудь другое? — недовольно спросил из ниоткуда новый голос.

— Потому что это единственное, чего я желаю, — сообщил Рамануджа с достоинством.

— Ну что же. Я предлагаю тебе вновь возродиться в Китае же и стать приверженцем даосизма. Ты ведь слышал об этом учении? Возможно, тебе поможет отказ от ритуалов.

— Но ведь по условию я должен достичь будды! А чего ищут эти даосы, мне неизвестно.

— К вершине горы ведет много тропок, уважаемый, — ответствовал голос. — Но ближе к цели они начинают сливаться, а сама цель и вообще одна.

— Ну что же… почему бы и нет, — решил Рамануджа.

…даос Фань странствовал по дорогам Поднебесной босым, с сумой и посохом. Простые люди делились с ним рисом и просили совета, собратья-даосы уважали Фаня. Ибо он нашел свой Путь, и продвигался по нему уверенно. Фань знал, что цель близка, но однажды увидел на дороге разбойников, грабящих крестьянскую повозку. В даосские добродетели входило увещевание против злых деяний и просвещение неразумных. Неразумные разбойники обратили против увещевания ножи, и в результате естественного хода событий Фань вскоре пускал кровавые пузыри. Прошедшие воплощения осветили его память, и Фань прохрипел:

— Духовные заслуги… то же Условие…

Молочная река журчала на сей раз в предгорьях — воздух привычно отдавал медом, вдалеке голубое небо сливалось в объятиях со снежными вершинами, стыдливо прикрываясь прозрачной белой дымкой.

— Здравствуй, Рамануджа, — донеслось из ниоткуда с незнакомыми интонациями. — Даосом, значит, тоже не вышло…

— Что можешь предложить? — тут же поинтересовался вечный архат.

— Отправлю-ка я тебя туда, где построже. Может, там, где больше запретов, окажется больше толку.

…Катар Раймон был по рождению знатным рыцарем Окситании. Но вместо того, чтобы после смерти отца вступить во владение замком, он передал его своей сестре, личное имущество и вовсе раздал, после чего принес обеты «совершенных». Посты, покаяния, молитвы, отказ признавать обряды католической церкви, запрет прикасаться к женщинам, лгать и давать клятвы… Постоянные духовные практики начали уже обеспечивать плоды, которые простой люд звал «чудесами», когда в Окситанию пришла война — крестовый поход против еретичества. Раймон оказался среди тех, кого предводитель крестового похода Симон де Монфор застал в побежденном городе Минерве. Монфор предложил выбор: отречение от ереси или сожжение. И Раймон шагнул вперед вместе с теми, кто отказался отречься от веры. На костре, среди торжественного пения, переходящего в совсем не торжественные вопли, задыхающийся от дыма Раймон выкашлял:

— Духовные заслуги да обеспечат мое Условие!..

Молочной реки на сей раз не было. Был сад, богатый одновременно и цветущими деревьями, и уже плодоносящими. Из кустов выпрыгнул заяц, посмотрел любопытно и доверчиво на грызущего сочное яблоко человека и поскакал дальше. Рамануджа отбросил огрызок и пожелал:

— Давайте-ка на этот раз я буду духовно подвизаться в лоне сильной церкви!

— Ну что же, это можно, — откликнулись из ниоткуда.

…Иезуит Рауль был примерным последователем отца Игнация Лойолы. Настолько примерным, что на его усердие и самоотречение нехорошо косились в верхушке ордена. Отправление с миссией в Парагвай Рауль воспринял с восторгом: приобщение бедных дикарей к истинной вере, спасение их невежественных душ — это ли не заслуга перед Богом?! В центре парагвайской миссии Рауль благодаря своему усердию задержался недолго, отправившись проповедовать меднокожим о Христе. О том, что на тень вождя наступать нельзя, бедолага Рауль не знал. Если бы рядом был кто-то, знающий язык Рауля, он был бы озадачен: с заслугами-то у пострадавшего за веру мученика все понятно, но о каком таком Условии кричит миссионер?..