— Интерес вполне объяснимый, — пожала плечами Вторая. — Во-первых, политика. Ничто так не украшает девушку, как королевский трон или древний герб. Нос дулькой или кривой подбородок на этом фоне воспринимается лишь как пикантная особенность. Во-вторых, отправляясь в боевой поход годика этак на три-четыре и защелкивая на бедрах супруги пояс верности, каждый из них точно знал, что над вскрытием замка после его отъезда не будет трудиться бригада влюбленных воздыхателей.

— Но ведь от таких браков дети тоже получаются уродливыми! — взвыл толстяк.

— Зато гарантированно свои, — хихикнула Вторая. — Где-то тут и наши конкуренты висят.

— В правом нижнем углу вы можете лицезреть герцогиню Атенборо, — подтвердил я. — А вот пан Квыч, к сожалению, не удостоился портрета. Запятнал честь рода, предпочтя низкопробный, но высокооплачиваемый путь торговца.

— М-да… — почесал затылок Третий, слегка перекосив этим аптекарскую шляпу, а заодно и лоб накладной личины. — Лучше не смотреть, чтобы потом не приснились. Значит, именно этим красавцам нам придется помогать?

— Причем непринужденно, — подтвердила Вторая. — И помни, Третий: никаких голосов с потолка, все должно выглядеть естественно, чтобы Положительные не придрались. Заносит, к примеру, пани герцогиня кинжальчик над паном оружейником, а тут ты. Как ни в чем не бывало, выходишь из-за портьеры и говоришь: «Ой! Вы тут изволите пана Квыча убивать? А у меня как раз бутылочка яда в кармане завалялась. Чисто случайно. Не желаете воспользоваться, раз уж так получилось? Кинжальчик смазать, самой глотнуть… от нервов?»

Не удержавшись, я захохотал.

— Ладно, — хлопнула себя по коленкам чертовка. — Вроде все осмотрели, кроме комнаты мажордома и молельни. Что теперь?

— Ждем. Морок кареты с четверкой коней, бьющих копытами у входа, будет наведен автоматически по сигналу с базы. Как только к воротам замка прибудет первый кандидат на наследство, материализуемся в ближайших кустах и смело шагаем следом. Явиться вторыми не так подозрительно. А пока…

— Перекусим… — блаженно зажмурился толстяк.

— Кх-кх! — возмущенно кашлянули в наушнике. — А башня семейного мага? Ох уж эти мне полевые работнички…

Одним резким ударом бездушные гладкие створки разделили маленький отряд на две неравные части. С одной стороны сидел на полу, подпирая щеку кулаком, напряженный Квайл. С другой в узком тамбуре теснились Вольдар и Макарий. Несмотря на неудобство, Вольдару удалось мелодраматически скрестить на груди руки. Макарий же просто жался к стене, кипя от злости.

— Я идиот! — жаловался в пустоту крестьянский сын. — Какого лешего мне не сиделось на прииске, спрашивается? Работа как работа, не хуже любой другой! Ты высыпаешь планкитоносный песок лопатой в желоб, через который течет вода; самые крупные плашки оседают на дне; ты потряхиваешь лоток, поддерживая мелкие планкитовые крупинки на плаву; ждешь, пока мелочь осядет в бороздках лотка; отдаешь надзирателю добытое и — получаешь паунд! Целый паунд! А если попадается плоская плашка, пригодная для изготовления ордена, то сразу три! Три паунда! Какая-то неделя с лотком в руках — и пара-тройка монет у тебя в кармане!

— А прииск перепродает добытый тобой кусочек планкита уже за сто паундов! — донеслось из-за двери. — А орденскую плашку за двести!

— Имеет право! — заорал Макарий, подскакивая к створкам и барабаня по ним ладонями. — Итить твою, мелкий рыжий студентишка! Кончай выкомариваться, бросай ворованное! Ну хотя бы отойди на два шага, двери откроются!

— …

— Кому говорю — бросай контрабанду!

— Не брошу!

Крестьянский сын тихо сполз на пол и признался Вольдару:

— Я больше не могу. Недаром мать говорила мне: верь, сынок, все зло от умников. Обхитрить охранников — подумать только! Да что охранники! Как он только умудрился пронести планкит мимо ищеек — вот вопрос?

— Думаю, полыняком натерся, — сообщил Вольдар, наклоняясь к двери. — Если волки от него нюх теряют, то и собаки, наверное, тоже. Имей совесть, Рыжий, не заставляй нас брать на душу грех и бросать тебя в подземке. Или сдохнешь, или заблудишься, другого не дано, ты не местный. Бросай свой огрызок умного металла и выходи.

— Не… не могу, — признался Квайл после секундного замешательства. — Он… он во мне.

— Сожрал! — загоготал Макарий, хлопая себя по коленкам. — Итить твою, студент сожрал планкит! Признавайся, Рыжий, вкусно было?