Амира рассказала о происшествии с агентом САВАК.

— Это нехорошо. Я рассчитывал, что Дария кое-что сделает для нас утром. Ну ладно, может быть, все получится и она выполнит свое обещание.

— А что она должна сделать?

— Вам это ни к чему. Вот вырвемся из Ирана, тогда…

— А что будет с ним?

— С кем, с агентом? В лучшем случае он переживет несколько не самых лучших дней в своей жизни. А в худшем — его сбросят в реку, которую мы только что проехали.

— Значит, в этом будет и наша вина?

— Косвенно, да. И это вполне может произойти, как ни прискорбно мне это говорить. Но его никто не просил следить. Как думаете, что он собирался сделать с вами?

Амира вспомнила, как Дария, словно дикая кошка, вцепилась ногтями в лицо агента. Амира ни разу в жизни не видела, чтобы женщина вот так, буквально в физическом смысле этого слова напала на мужчину. Еще более странным показался ей тот факт, что в группе революционеров Дария была вожаком, ей подчинялись мужчины!

Тем временем машина уже поднималась высоко в горы. Асфальт кончился, лендровер тащился по грунтовой дороге. Тебриз находится на высоте около мили над уровнем моря, а они с Филиппом продолжали карабкаться на старенькой машине все выше и выше. К удивлению Амиры, дорога была буквально запружена грузовиками, следующими на север.

Филипп потянулся к старомодному докторскому саквояжу, с которым никогда не расставался.

— Дорогая, не дадите ли мне ту бутылку воды?

Филипп достал из маленького флакона две таблетки, сунул их в рот, проглотил и запил водой из бутылки.

— Амфетамин, — пояснил он. — К сожалению, мне приходится его принимать, чтобы держаться на ногах. Я не спал с самого своего приезда в Иран. Не переживайте, я сказал это только затем, чтобы вы не пугались, если вдруг мне начнут чудиться драконы на дороге.

В мерцающем свете от приборной доски его лицо, осунувшееся от усталости и бессонницы, выглядело удивительно молодым. Амира подумала, что он никогда не был так красив, даже в тот памятный вечер в парижском кафе.

— Как вам все это удалось? — Амире давно хотелось задать этот вопрос.

— Деньги. Старые связи. Старые друзья. Пришлось использовать сразу все, одним махом.

— Но зачем? Зачем вы это делаете?

— Вы знаете зачем.

— Знаю, спасибо.

— Не надо меня благодарить. Паспорт у вас с собой?

— Да.

— Мы его потеряем, не доезжая до границы. Откройте перчаточный ящик.

Выдвинув крышку, Амира обнаружила в ящике два французских паспорта: один для нее, второй для Карима.

— Итак, я мадам Рошон, а это маленький Карим Филипп Рошон.

— Да, вы останетесь мадам Рошон до турецкого местечка Агри, потом вы станете другим человеком.

— Эти паспорта выглядят как настоящие.

— Еще бы, их сделал лучший изготовитель фальшивых документов во Франции. Это кое-что да значит. Правда, только избранные клиенты знают, что он лучший.

— Но откуда выэто знаете?

— Старые связи.

— Не опасно ли использовать ваше подлинное имя? Нас будут искать.

— Я уже сказал вам, что до утра нас никто не хватится, а может, и еще несколько часов. Хотя история с агентом усложняет дело. Хорошо хоть, что на границе мы будем рано утром.

Амира могла бы задать Филиппу еще тысячу вопросов, но заставила себя выбросить их из головы. Она должна была бы чувствовать полное моральное и физическое истощение, но, как ни странно, женщину переполняла энергия. Что оставалось еще желать? На руках ее ребенок, рядом мужчина, которого она любила всей душой, и с ним она легко пересекает государственные границы, мчась от одной неведомой опасности к другой.

Свобода!

Внутренний голос словно шепнул ей это сладкое слово. Никогда еще Амира не чувствовала себя свободной.

И вот свершилось, свобода.

Свобода была слаще меда. Ее хотелось вкушать бесконечно, первый глоток только раздразнил аппетит.

Стелющаяся над дорогой пыль мешала разглядеть задние огни едущих впереди автомобилей, но над головой сияли незамутненные, высокие и вечные звезды.

— Пусть будет, что будет, — сказала Амира Филиппу и вселенной, — день свободы дороже всех благ мира.

Рассвет застал их в Маку — городке, втиснувшемся в узкую, не шире дороги, долину. Над Маку громадной тяжестью нависала гигантская скала. У моста пришлось задержаться. Собственно, это был даже не мост, а уложенная поперек русла труба под насыпью, почти скрытая под вздувшимися талыми водами.