– Тодор, ты мне надоел, – без всяких околичностей объявил полковник. – Я немножко увлекся. От нее так пахнет, и эти шелка… – Он покачал головой и неожиданно вспылил. – Да прекрати ты на меня смотреть! Говорят тебе, это просто увлечение… Пройдет.

И он так сверкнул глазами на Тодора, что бедняга-секретарь совершенно стушевался и предпочел перевести разговор в деловое русло.

– Когда я был вместо тебя, то получил от одного из эпизодических информаторов донесение. Довольно странное, по правде говоря. Говорится о каких-то валетах, но все изложено очень сумбурно. Я прочитал два раза и все равно понял не до конца.

– Дай его мне, – распорядился Милорад, протягивая руку.

Он был рад тому, что так кстати выдалась возможность отвлечься. Конечно, история с валетами, скорее всего, только предлог для агента, чтобы потребовать аванс за труды. Войкевич отлично знал эту манеру – напустить туману, заинтересовать, взять деньги, а потом все окажется очередным пшиком. Однако опыт научил его, что на самом деле пренебрегать нельзя ничем, потому что любое сообщение из самого проверенного источника может оказаться дезинформацией, а самое незначительное на первый взгляд послание – содержать нечто очень ценное. Поэтому он взял у Тодора листок, исписанный прыгающими каракулями, и, изгнав на время всякие мысли о женщине с золотистыми глазами, углубился в его изучение.

Граф Верчелли крякнул, поправил салфетку, заложенную за ворот, взял нож и вилку и с нетерпением воззрился на только что принесенное блюдо, с которого слуга снял крышку. Очевидно, увиденное Верчелли не понравилось, потому что граф, сенатор и кавалер высшего иллирийского ордена Золотого Льва окаменел и выпучил глаза.

– Что это? – спросил Верчелли голосом суше ветра сирокко, пролетающего над бескрайней пустыней, и, слегка оттопырив мизинец, указал на содержимое блюда.

– Печеный картофель, ваше сиятельство.

– Картофель? А почему я должен его есть?

– Но ваш доктор считает… – залепетал сбитый с толку слуга.

– Что он считает, я знаю, – свирепо перебил его граф. – Наверняка он считает, что мне пора к праотцам. А так как я не тороплюсь на встречу с ними, он решил меня уморить. Печеный картофель, надо же!

После чего граф, сенатор и кавалер встал и стал бросать картошку в потемневшие от времени портреты предков, висевшие в простенках. Огромная столовая замка Верчелли окнами выходила на солнечную сторону, но по неизвестной науке причине здесь всегда было холодно, уныло и неуютно.

Слуга, давно уже привыкший к манерам своего хозяина, лишь почтительно поклонился, забрал пустую тарелку и стал подбирать разбросанные куски картофеля. Верчелли налил себе ликеру, понюхал, поморщился, одним махом опрокинул рюмку и налил еще.

В этой мрачной столовой, да еще после оскорбления в виде печеного картофеля его так и подмывало с кем-нибудь поругаться, но, как на грех, никого, достойного принять на себя гнев графа, поблизости не было. Что проку ругаться со старым слугой, который и возразить-то толком не смеет?

– Джулиано! – крикнул Верчелли.

Слуга тотчас же подошел к нему.

– Джулиано, – объявил граф капризным тоном, – я сейчас умру, если ты не приведешь мне хоть какой-нибудь довод в пользу того, почему я должен оставаться в живых.

Слуга мгновение поразмыслил.

– В субботу будут скачки, – не слишком уверенным тоном сообщил он.

– Знаю, – отмахнулся граф. – Лошади с человеческими глазами и женщины, похожие на лошадей. Ты меня не убедил.

– Баронесса Корф вернулась из Дубро… из Рагузы, – быстро поправился Джулиано.

– Когда?

– Вчера вечером.

– Одна?

Точности ради следует сказать, что перед непосредственным возвращением в Любляну Амалии все-таки удалось убедить Милорада, что они должны въехать в город раздельно. Поэтому можно считать, что верный Джулиано не солгал, объявив, что баронесса вернулась solo.

– Очень плохо, – скорбно молвил Верчелли, качая головой. – Куда катится страна, где такая женщина разъезжает одна? Положительно, мир становится все хуже, и единственное, что мы можем сделать, это наблюдать его упадок. – И уже другим тоном он добавил: – Ты не разбавлял ликер?

– Ваше сиятельство! – ужаснулся Джулиано, едва не выронив поднос.

– Какой-то он не такой крепкий, как раньше, – подозрительно заметил Верчелли. – И нечего так на меня смотреть, у меня от твоего взгляда изжога начинается. Иди, займись делом!

Джулиано, пятясь, вышел из столовой. Однако едва он оказался за дверью, как граф звоном колокольчика призвал его обратно и капризно осведомился, сколько ему ждать свой десерт.

После десерта прибыл курьер, доставивший графу послание от нового министра итальянского правительства. Прочитав его, Верчелли впал в мизантропию и решил, что весь мир сошел с ума. В письме ему в деликатных выражениях сообщали о том, что он уже и так прекрасно знал – Лотта Рейнлейн имеет на короля неограниченное влияние и что неплохо было бы для соблюдения интересов Италии это влияние как-нибудь сократить. Также до сведения графа доводилось, что уже несколько недель находящаяся в Любляне баронесса Корф – агент российского правительства и чрезвычайно целеустремленная особа, с которой надо держать ухо востро.