— Не беспокойся, — легко сказала она. — Если Андрэ позволит мне воспользоваться каретой и взять с собой этого славного лакея Джона, я с радостью посмотрю город сама.

«Что-то здесь не так, — думал Андрэ. Надо будет поговорить с Ритой».

— У меня много карет, дорогая, — сказал Андрэ. — Я уверен, что моя сестра будет просто в восторге от того, что сможет показать вам Париж. Уверяю вас, она его знает лучше, чем многие другие.

— И, конечно, можно зайти в ювелирные лавки, — вмешался Нэвил, пытаясь играть так не подходившую ему роль уступчивого мужа. У него не было выбора. Гордость не позволяла ему показать свое огорчение, и он был слишком хорошо воспитан, чтобы при людях наброситься на жену, как она того заслуживала.

— Драгоценности надоели мне, — с подчеркнутой медлительностью произнесла Колби.

Она последовательно играла роль ужасного ребенка, наслаждаясь раздражением своего мужа и не желая задумываться о последствиях. Все, чего ей хотелось, это уязвить Нэвила за что-то смутное, чему она не могла дать название. Как бы ей ни хотелось отрицать это, она знала, что есть нечто, имеющее прямое отношение к тому времени, которое они провели вместе в постели накануне ночью. Она поежилась. Над некоторыми вещами лучше не задумываться всерьез.

— Я бы с большим удовольствием посмотрела на новейшие сельскохозяйственные инструменты и привезла бы с собой немного семенной пшеницы, — продолжала Колби. Суровое выражение лица Нэвила забавляло ее. Черт возьми. Ему придется научиться ходить вокруг нее на цыпочках.

— Как оригинально, моя дорогая, — учтиво ответил Андрэ. — Я позабочусь о том, чтобы все мужчины Парижа узнали про вас, вы будете законодателем новой моды.

— Моя жена, — сказал Нэвил, поспешно уводя Колби из столовой, — любит вводить в заблуждение. В первую очередь мне нужно будет объяснить ей, что не всякую мудрую мысль, которая пришла ей в голову, следует обнародовать.

Андрэ вышел вслед за ними, и мужчины договорились встретиться позже. Барро проследил за тем, как его гости поднимались вверх по лестнице в свои комнаты, жалея их обоих.

В конечном счете он был рад, что ему не нужно было иметь дело с такой женой.

Открывая дверь апартаментов и пропуская Колби вперед, Нэвил был вне себя от ярости.

— Если бы не задание, которое я должен выполнить здесь для Тарна Мэйтлэнда, я бы приказал за руки и за ноги оттащить тебя на ближайший корабль и отправить обратно в Англию. — Браунинг остановился, чтобы перевести дыхание. — Видит Бог, мне нужно, чтобы меня воспринимали как блаженного идиота в разгар медового месяца, и, пока я не выполню задания, мы не покинем Париж.

Из всего, что она ожидала от него услышать, а она знала, что заслуживала выговора, известие о том, что Нэвил втянут в какие-то интриги, привело ее в восторг. Колби не сомневалась, что все, имеющее отношение к Мэйтлэнду, обещало захватывающее приключение.

— Какое задание? — Ее любопытство было неподдельным.

— Если ты обещаешь вести себя хорошо, я не буду ограничивать твою свободу, которой ты так жаждешь, — продолжал Нэвил. — Если же ты почувствуешь непреодолимое желание снова сделать из меня посмешище, я без колебаний запру тебя в этой комнате.

Колби поняла, что это не пустая угроза. Таким она его еще никогда не видела. Ее представление о Нэвиле Браунинге как о типичном лондонском прожигателе жизни менялось день ото дня. Узнает ли она когда-нибудь этого странного человека, за которого вышла замуж? До сих пор ей было легко доводить до белого каления этого никчемного щеголя, но что-то менялось в ее представлении.

— Вы слушаете меня, мадам? — спросил Нэвил, прервав ее размышления.

— Я согласна быть послушной, если расскажешь мне, что ты делаешь для капитана Мэйтлэнда, — вызывающим тоном сказала она, не собираясь так легко сдаваться.

— Не надейся. Ты, которой в любой момент может взбрести в голову поизмываться надо мной из-за любого каприза, не задумываясь, превратишь мою миссию в достояние всего Парижа.

— Никогда! — возмутилась Колби.

— Даже ради ребенка, которого ты мне обещала, — сказал он, и глаза его сузились, — я больше не позволю превращать меня в посмешище.

Колби молчала. Неужели она на самом деле такая? Неужели, сама того не замечая, превратилась в мегеру? Однако она не хотела признавать, что этим утром сбежала, чтобы выставить его дураком. Она знала, что слуги будут сплетничать, знала, что Андрэ и Рита узнают о том, что она покинула дом в самый неподходящий момент, когда должна была пребывать в нежных объятиях своего молодого мужа. Она слишком далеко зашла. Когда Колби, растрепанная и торжествующая, вошла в столовую, по его лицу было видно, что он зол и расстроен. И, не удовлетворившись этим, она продолжала быть возмутительно дерзкой в присутствии Андрэ. Теперь все это уже не казалось ей такой уж блестящей победой.

— Мадам, вы достаточно испытывали мое терпение, — продолжал Нэвил, направляясь к двери. — Повторяю, если ты будешь гнуть свою линию дальше, я запру тебя в этой комнате до конца нашего пребывания здесь, которое, как я решил, не будет долгим. Я тебе обещаю это.

Он обернулся, чтобы посмотреть на нее. Она стояла у окна спиной к нему, размышляя над его словами. Пребывание в запертой комнате, пусть даже в такой роскошной, как эта, не улыбалось ей, особенно когда за окном манил своими огнями Париж. Сейчас она хотела предложить перемирие, но так, чтобы он не подумал, будто она просит прощения.