Выручил слуга, который пришел с приглашением Колби от Риты посетить ее дом, соединенный садом с особняком Барро.

— Ее светлость присоединится к графине Фаберже через несколько минут, — объявил Нэвил, закрывая за слугой дверь.

— Я не собираюсь афишировать наши проблемы, — говорил Нэвил, взвешивая каждое слово. Ему тоже не хотелось показаться малодушным. — Если ты сможешь попридержать свой острый язык перед Ритой и Андрэ и не будешь путаться у меня под ногами, можешь делать что хочешь.

Сердце Колби заныло. Мысль о том, что придется сидеть взаперти, наедине со своими переживаниями, угнетала ее. Она кивнула в знак согласия и вышла из комнаты вместе с мужем.

Дом Риты Фаберже был похож на дорогую игрушку. Отель Барро был выдержан в чопорно-блестящем стиле Людовика XIV. Маленький домик Риты был обставлен изысканно разукрашенной деревенской мебелью, везде стояли цветы в огромных китайских вазах и бронзовых ведерках.

Колби сразу почувствовал себя как дома. Все говорило ей о деревне. Ожидая, когда ее пригласят в будуар Риты, девушка бродила по гостиной, придумывая, как можно украсить Броули.

Как только она получила первые деньги от Нэвила, леди Мэннеринг переехала в Бас. В то же время Колби отсылала домой планы по переустройству Броули. Она хотела получить все деньги, необходимые ей для устройства судьбы мальчиков. Мысли о доме вернули Колби оптимизм, и, когда за ней пришла толстая горничная, Колби вся светилась от радости.

Будуар и спальня Риты занимали второй этаж дома. Каждая стена, каждый ковер, все льняные и шелковые покрывала и чехлы на стульях были разных оттенков желтого цвета. Над всем этим взрывом солнечного света царила Рита Фаберже, возлежавшая как мифическая искусительница на кровати, среди разбросанных писем, книг, брошенной одежды и париков. Тут же находился поднос с недоеденным завтраком. Огромная кровать занимала половину комнаты. Рядом с Ритой прикорнул почти нагой прекрасно сложенный молодой человек не старше восемнадцати, достоинства которого для приличия были прикрыты куском ткани.

Захваченная врасплох, Колби не знала, куда девать глаза.

— Андрэ сказал мне, что брачное ложе тебе подходит, моя дорогая, — одобрительно засмеялась Рита. — Конечно, он прав. Она великолепна, не правда ли, Перри?

Колби покраснела, чувствуя себя какой-то кокоткой. Ей было далеко до Ритиных способностей так хладнокровно вести себя в подобных ситуациях, и она захотела поскорее покинуть эту жаркую, захламленную, сладко надушенную комнату.

— Прости меня, любовь моя. — Увидев замешательство Колби, Рита насмешливо улыбнулась. — Как это глупо с моей стороны. Я забыла. Англичане любят заниматься любовью и не любят говорить об этом.

А Колби подумала, что Рита права. «Какой бы идиоткой я ни была, прошедшая ночь понравилась мне гораздо больше, чем хотелось бы, но будь я проклята, если расскажу об этом тебе или кому-нибудь еще, в особенности этому слишком красивому, слишком широкоплечему кельту по ту сторону сада, который сейчас, наверное, совсем не думает обо мне».

— Я просто зашла пожелать вам доброго утра, — сказала она, когда к ней вернулся дар речи. Не в состоянии больше видеть молодого человека и его грубые заигрывания с Ритой под тонким покрывалом, она хотела побыстрее уйти.

— Если вы не возражаете, я переоденусь, возьму карету и поеду в Версаль.

— Перри написал для меня эпическую поэму, — говорила Рита, размахивая пачкой мятых листков и смеясь над очевидной неловкостью, которую испытывала Колби. — Оставайтесь и послушайте ее. У него много талантов.

Колби быстро согласилась, что Перри, — одаренный молодой человек, но тем не менее удалилась. Она была в ужасе от сцены, свидетельницей которой ей пришлось стать, но только под страхом пытки призналась бы в том, что ей гораздо больше по душе консервативные устои Англии.

Нэвил и Андрэ прогуливались в парке холодным зимним вечером, анализируя многочисленные варианты, которые обсуждались во время ленча.

— Я утверждаю, что непосредственной опасности нет, и это совпадает с информацией твоих хозяев из Уайтхолла, — настаивал француз. — Либералы за последнее время одержали несколько побед, и бонапартисты не смогут найти достаточной поддержки среди антибурбонских группировок для совместного выступления против Луи.

— Возможно, но это опасный образ мыслей, — возразил Нэвил. — Вы имеете в виду тайный заговор, организованный сторонниками Наполеона, но интуиция подсказывает мне совершенно иное. Пока Наполеон жив, любой может захотеть отомстить за него.