Они шагали рядом по узкой, окаймленной камышом тропинке, впереди весело и громко переговаривались-землекопы.

— Ну, как, Солдатенков? — спросил вдруг Макаров, искоса поглядывая на бригадира. — Не думаешь отсюда лыжи навастривать?

— Нет, не думаю, — серьезно ответил тот. — Я ведь понимаю — здесь большое дело делается. Трудно, а нужно. Вот закончим дорогу, деньжат немного подзаработаю, тогда и вернусь домой. Учиться поеду. Обязательно учиться буду.

— Это куда же домой?

— Я ведь рязанский, — даже удивился такому вопросу Солдатенков. — Из села Константиновка. У нас Есенин родился, прямо через улицу домишко ихний, как сейчас вижу. — Он тяжело вздохнул. — Какой певучий человек был!..

Макаров очень любил стихи Есенина и многие знал наизусть.

— Вот это здорово, — хлопнул он, по спине бригадира. — Ты нам доклад когда-нибудь сделаешь о земляке, а?

— Ну уж и доклад, — смутился Солдатенков. — Коров, правда, вместе пасли, сухую малину курили.

Они подходили уже к полотну дороги.

— Машина какая-то стоит, — показал глазами Солдатенков. — Видать, начальство приехало.

«Что за начальство?» — думал Макаров, торопясь к небольшому пикапу, стоявшему у дорожного полотна. Он никого сегодня не ждал.

Возле машины стоял молодой красивый туркмен с бритым лицом и черными выразительными глазами. На отвороте его серого щегольского пиджака алел продолговатый значок члена ЦИКа Туркмении.

Увидев Макарова, он пошел к нему навстречу и протянул руку.

— Берды Сатилов, представитель Туркменсеры. С кем имею честь?

Макаров представился.

— Вот и хорошо, — обрадовался Сатилов. — Я с вами давно встретиться хотел. Нам дорога очень нужна, очень. Как тут у вас дела обстоят? Все в порядке?

— Как будто в порядке, — ответил Макаров. — Несколько дней тому назад в горах участок открыли. Там работы по новому варианту ведем, более выгодному.

— В горах? — заинтересовался Сатилов. — Это очень хорошо. Кто же там у вас за старшего?

— Петрова, — ответил он и добавил: — Девушка, техник.

— Вы что, шутите?

— Почему шучу? — удивился Макаров. — Какая разница — мужчина, женщина? Нас всех одинаково учили. Или у вас тут не принято, чтобы женщина была начальником?

— У нас тут, — с горечью произнес Сатилов, — женщин пока что, случается, еще продают и покупают, как верблюдиц. И кстати, почти по той же цене. Но я имел в виду совершенно другое. В горах нужна твердая рука. Какой-нибудь бродяга, ошалевший от гашиша, может всполошить весь лагерь. Вы хотя бы подумали об охране?

Макаров виновато молчал.

— Сельсовет прислал людей? — спросил Сатилов, правильно истолковавший молчание Макарова.

— Все обещает, — отвернулся Виктор.

Неожиданно он увидел вдали знакомую фигуру шофера в серой кепочке блином и зеленой рубахе.

«Что там стряслось? — вздрогнул Макаров. — Почему он один? Почему идет пешком?»

— Яшин! — закричал он. — Что случилось?

Почти бегом он бросился навстречу Яшину. Ему уже хорошо видно шофера в грязных полосах и такие же грязные полосы на его рубахе. Один рукав у Яшина разорван, виднелось голое тело с содранной посиневшей кожей.

Подбежав к шоферу, Макаров в изумлении остановился: Яшин плачет. Слезы текут по его щекам и падают на раскаленную землю.

— Машину сожгли. Сожгли, гады!

Он срывает с головы кепочку и с силой швыряет на землю.

— Что произошло? — тормошит его Макаров. — Перестань психовать!

К Макарову неслышно подходит Сатилов. Он внимательно прислушивается к словам шофера.

— Разве там можно работать? — кричит тот. — Все к черту пошло. К черту!

— Толком говори! Машину проворонил, — отвечать будешь. А я тебя спрашиваю, что на участке? Где Петрова?

— Все работу бросили, ушли.

Макаров встречает внимательный, настороженный взгляд Сатилова.

«А я вам что говорил?» — как бы читает он в этом взгляде.

— Бросьте паниковать! — строго произносит Сатилов. — Расскажите обо всем по порядку.

— Какой вам порядок нужен? — снова вспыхивает Яшин. — Машину сожгли, а народ работу бросил. Нас, говорят, здесь, как баранов, перережут. Снялись и ушли.

— И Петрова? — продолжал допытываться Макаров.

— Петрова больна, — хмуро ответил Яшин. — С этого все и началось…

— Что началось?

— А вот — все. Петрова вывихнула ногу. Вывихнула или сломала, я уже точно не знаю… Решили мы ее везти сюда, в санчасть при погранотряд. Я спохватился — нет горючки. Была канистра, куда-то пропала. Схватил ведро и бегом к буровым мастерам. Пока туда-сюда, стало смеркаться. Наконец достал, ведро бензина и бегом к себе. А там такая ложбинка небольшая, а потом бугорок, а с него весь наш лагерь виден. И только я на тот бугорок взбежал, меня кто-то прямо по глазам как ударит. Бросил я ведро и бегом к машине. А она вся уже горит. Люди, рабочие наши возле нее прыгают, кричат, а что толку? Я тоже в огонь полез и вот… — Яшин показал свои обожженные, в волдырях руки. — И никто не знает, как это случилось. Вспыхнула вдруг машина, и все тут. Ни конца ни начала.