— Крой, Степа, — говорили другие. — Действуй, крой по-комсомольски!

И Мирченко действовал.

И вот, когда в составе разведочной партии он заканчивал исследования серных месторождений Кырк-Джульба в Центральных Каракумах, его догнала радостная весть: ему был разрешен второй поход в горы Гаурдака.

Через несколько дней настойчивых поисков Мирченко обнаружил глубокий овраг. Стены его были покрыты мощной корой сернокислотного выветривания. Овраг рассекала большая трещина, уходившая на глубину 7—8 метров. Мирченко пришла В голову счастливая мысль — воспользоваться этой трещиной для взрыва стенки овраге.

Весь день ушел на расчистку трещины и закладку в нее динамита. В трещину был уложен целый ящик взрывчатого вещества.

Наступила ночь. Мирченко наискось обрезал бикфордов шнур, приложил к нему головку спички и чиркнул по ней теркой. Шнур зашипел, как змея. Искрящийся огонек с угрожающим свистом побежал к заряду. Через несколько минут раздался взрыв.

Что же принесет утро? Победу или поражение?

А ночь кончалась. На востоке разливался малиновый свет…

Вставало солнце. Куда-то умчались осенние тучки, и небо было ясное и чистое, только одно небольшое облачко, похожее на белую кувшинку, висело над голубым горным хребтом. Озаренные солнечными лучами, переливались алыми и розовыми тонами горы, на склонах которых желтела увядшая трава.

Мирченко, уснувший незадолго до рассвета, проснулся, словно от толчка. Выскочив из палатки, он побежал к месту взрыва. Рядом с ним бежал Мамед, бежали все, охваченные страстным желанием узнать, что же показал взрыв?

Мирченко опередил всех. Задыхаясь, он подбежал к стене оврага и взглянул вверх. Он не смог удержаться и закричал. Перед ним возвышалась и отсвечивала золотистым цветом высокая известковая стена, щедро омытая ночным дождем.

Весь склон оврага был усыпан глыбами серной породы.

Мамед обернулся и взглянул на Степана Павловича. Тот стоял, подняв голову кверху, и по щекам его катились счастливые слезы. Мамед отвернулся.

А сзади подбегали участники экспедиции и в безмолвии останавливались перед волшебной золотой стеной.

И вдруг раздался залп. Все изумленно оглянулись и сейчас же поняли, в чем дело. Это часовые, оставшиеся в лагере, узнав о находке, салютовали в честь первой победы на Гаурдаке.

А еще через два часа Мамед, действуя ломом и лопатой, вместе с двумя другими рабочими закладывал первый шурф. Сбросив рубаху и неразлучную папаху, Мамед работал так, что мускулы, как волны, перекатывались по его жилистой спице.

Отламывая большие куски породы, он углублялся все дальше и дальше. Его напарники, Василий и Федор, только посмеивались.

— Ишь, как сгоряча взялся. Подожди, упаришься!

Но Мамед работал.

— Перекури, — уговаривали его товарищи, смущенные тем, что они сидят сверху и покуривают, а он возится там, в глубине. Но Мамед продолжал работать, и им приходилось, поплевав на руки, тоже спрыгивать вниз.

И только когда шурф достиг заданной глубины, Мамед, распрямил спину и, поддерживаемый Федором, вылез наверх.

Солнце уже клонилось за горы. Мамед стоял, обнаженный до пояса, с ломом в руках, и радостно улыбался. Мирченко подошел и заглянул в шурф.

— Шурф заложен на глубину семь метров, — произнес он, — и не вышел из серной породы. Таким образом, мы имеем дело с пластом мощностью свыше пятнадцати метров. Это целое богатство, товарищи!

Вынув из кармана блокнот, он отошел в сторону и стал что-то торопливо записывать.

В это время со стороны гор появился всадник. Мирченко, занятый записями, не заметил его. Всадник приближался. На маленькой белой лошади трусил старик в халате, в папахе и в новых мягких сапогах.

Увидев людей, он остановился, недобрым взглядом окидывая работающих. Тропа, по которой он ехал, проходила у подножья скалы, обнаженной взрывом. На тропе с ломом в руках стоял Мамед, сурово сдвинув свои черные брови. Между Мамедом и скалой чернел только что отрытый шурф. С другой стороны была каменная осыпь. Всадник мог проехать только по тропе. Он стегнул коня и помчался вперед.

— Уходи с дороги, — закричал он. — Уходи, шайтан!

Но Мамед не сдвинулся с места. Подскакав к юноше, старик остановил коня.

— Уходи, — еще раз вполголоса произнес он, поднимая нагайку.

Лом дрогнул в руке Мамеда. Старик боязливо и злобно оглянулся и, кряхтя, слез с коня. Взяв его за уздечку и бешено ругаясь, он повел его в обход по каменной осыпи. Обойдя таким образом Мамеда, он что-то крикнул, вскочил на лошадь и, поминутно стегая ее, умчался вперед.

— Кто это? — спросил Мирченко, с изумлением наблюдавший эту сцену.

— Хозяин. Дурдыев, — тихо ответил юноша.