— Отойдем немного в сторону, там и прочитаешь, — вполголоса произнес он, отходя от дверей.

— Куркин? — узнала наконец Нина незнакомца. — Ты с чем это пожаловал?

— Пойдем, пойдем, — отозвался тот. — Там все расскажу.

Они не спеша пошли по направлению к станции.

В этот вечер Нина в барак не вернулась.

…Это была дикая, ни на что не похожая ночь. Нина брела по узкой, покрытой галькой тропе, спотыкаясь и теряя сознание.

— Скоро будешь дома, — посмеиваясь, бормотал ее спутник. — Скоро чайку попьешь!

Они брели какими-то дикими ущельями, подымаясь на скалы, похожие на старые развалины, опускались к берегам холодных источников, переходили их вброд и снова поднимались в горы, а иногда падали в глубокие воронки и ямы.

С ног Нины давно спали ее домашние шлепанцы, и она шла босая, ступая окровавленными ногами по острым камням. Ей хотелось плакать, рыдать во весь голос, но она молчала, стиснув зубы. Ею овладело какое-то холодное равнодушие. Как будто долго, долго боролась, а теперь наступила полная апатия, и ей было все равно, что произойдет дальше.

И она снова шагала вперед, хваталась руками за острые выступы скал, падала и вновь поднималась, как будто в этом было ее спасение.

Она давно уже потеряла всякую ориентацию и счет времени, ей казалось, что вот уже много-много часов, как они бредут вдвоем по этой страшной дороге.

— Ты бы лучше убил меня, что ли, — взмолилась она, оборачиваясь к своему спутнику.

— Не велено, — серьезно ответил тот. — Шагай, шагай, девонька…

Но она уже не могла идти. Тогда он взвалил ее себе на плечи и поволок дальше по каменистой тропе.

Нина потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то прежде всего услышала голос Курлатова. Он кого-то отчитывал, кажется, ее спутника.

— Пошли дурака богу молиться? — злился Курлатов. — Что же ты ее волок босую? Ноги себе совсем изранила.

— А я с собой, товарищ начальник, лаковых туфелек не прихватил, — дерзко ответил тот. — В следующий раз не забуду. Только надоела мне эта волынка. Еще с бабами возись.

— Ладно, ладно, — примирительно пробормотал Курлатов. — Хорошо, что притащил ее. Совсем было голову потеряла.

Наступила тишина. Нина никак не могла определить, где она находится — в комнате или в погребе. Откуда-то доносился запах сырости и прелых листьев. Голоса разговаривающих раздавались гулко, как это бывает, когда говорят в пустом помещении.

— Вот что, ребята, — снова заговорил Курлатов. — Все хорошо, что хорошо кончается. Нам пора уходить. Есть полная договоренность. Нас на той стороне ждут проводники с лошадьми.

— Так и уйдем с пустыми руками? Ничего не сделав? — раздался чей-то глухой голос.

— Нет, — живо откликнулся Курлатов. — Уходя, мы, как говорится, хлопнем дверью. Да так, чтобы она слетела с петель. Как там у них плавильный цех?

— Готов, — тяжело дыша, ответил Куркин. — А что вы с ним сделаете? Соли на трубу насыплете?

— Потом узнаешь, — равнодушно ответил Курлатов. — Это, во-первых. Во-вторых, мы возьмем с собой оперативный подсчет руды и другие секретные документы.

— Так они вам их и дали, — язвительно откликнулся Куркин. — Поднесут на серебряном блюде.

— Нужно взять, — резко произнес Курлатов. — У нас есть оружие.

— У них тоже есть. Набьют морду так, что будь здоров, с пластырями ходить будешь.

— Довольно, Куркин. Еще не поздно, и вы можете остаться. Вы же у них на хорошем счету.

Опять в помещении стало тихо. Рядом, за спиной Нины, гулко и звонко падали капли. Нина для чего-то стала их считать… пятнадцать, шестнадцать… двадцать два…

— А что с деньгами? — раздался примирительно зазвучавший голос Куркина. — Нам ведь нужны деньги.

— Будут и деньги. Сейчас явится Мирский, он…

— А! — крикнул обрадованный Курлатов. — Легок на помине.

— Наше вам, — раздался голос только что вошедшего человека. — Устал дьявольски. Я устал и хочу есть.

Нина не верила своим ушам. Это был голос Дубинки. Почему же Курлатов назвал его Мирским?

— Ну и дорожка, — продолжал Дубинка. — И с чего это вы вздумали прятаться в пещере? Тоже мне граф Монте-Кристо!

Курлатов сдержанно рассмеялся.

— Здесь нас сам черт не найдет. Взрывчатка есть?