— Правда, фронтисписа не хватает, — заметил он, листая книгу, — но остальные пятьдесят три разворота с цветными иллюстрациями сохранились.

Я кивнул, не сводя глаз со страницы, где изображались вилохвостые бабочки. Еще ребенком я охотился на этих созданий с самодельным сачком, затем умерщвлял их в банке с формалином, потом расправлял крылышки, прокалывал тельце булавкой и помещал в пустую коробку из-под сигар. Очевидно, подобный исследовательский интерес был продиктован вполне определенными причинами, но мне они были неведомы, и даже задумываться о них не хотелось.

— В обычном магазине ее просто раздерут на картинки, — сказал он, — но книга такая красивая и в таком хорошем состоянии, что я подумал, надо бы показать ее букинисту.

Я снова кивнул и залюбовался на этот раз молями. Одна называлась секропия. Секропия и луна — единственное название молей, которые я знал. Что ж, настала пора познакомиться и с другими.

Я закрыл книгу и спросил, сколько он за нее хочет.

— Сто долларов, — ответил он. — Меньше чем по два доллара за цветной разворот. В простом магазине мне бы дали по пять-десять за разворот, ну а потом расклеили бы по стенкам, для украшения.

— Возможно, — сказал я.

Провел по переплету, затем — по верхнему краю титульного листа, где в треугольнике были вытиснены слова: «Нью-йоркская публичная библиотека». Снова перелистал книгу в поисках штампа «Изъята из обращения». Ведь библиотеки время от времени избавляются от ряда книг, как музеи от некоторых не слишком ценных экспонатов, однако «Lepidopterae» Душардека явно не заслуживали подобного обращения.

— Штрафы за задержку книг имеют тенденцию к росту, — с сочувствием заметил я. — Хотя иногда в библиотеках объявляется нечто вроде амнистии для закоренелых должников, когда вы можете сдать просроченную книгу без штрафа. Это выглядит не слишком справедливо по отношению к тем, кто уже успел заплатить без всяких протестов и споров, тем не менее, как мне кажется, помогает вернуть книги в обращение. А ведь это самое главное, верно? — Я снова закрыл книгу и бережно уложил ее в атташе-кейс. — Я библиотечных книг не покупаю.

— Кто-нибудь да купит.

— Не сомневаюсь.

— Знаю одного торговца. У него есть штамп «Изъято из обращения».

— А я знаю одного плотника, так он умудряется завинчивать гайки молотком, — сказал я. — У каждого свои профессиональные хитрости.

— Но эта книга вообще никогда не была в обращении и никому не выдавалась. Лежала в запертом ящике в справочном отделе, и получить ее можно было лишь по специальному требованию. Если книга ценная, уж они всегда найдут способ отсечь к ней доступ. Библиотеки призваны служить народу, но, видно, они возомнили себя музеями, раз скрывают от людей самые лучшие свои книги.

— Однако, насколько я успел заметить, им это плохо удается, — съехидничал я.

— В смысле?

— Ну, эту, к примеру, им не удалось скрыть от вас.

Он усмехнулся, обнажив ряд ровных белых зубов.

— Да я вообще что угодно могу оттуда вынести, — сказал он. — Что угодно.

— Вот как?..

— Назовите любую книгу, какую только хотите, и я вам доставлю. Нет, серьезно. Что хотите могу притащить, хоть мраморную статую льва, если цена будет приемлемая.

— Нет, знаете, льва мне не надо. Что угодно, только не льва. У меня тут и без того тесно.

Он похлопал ладонью по «Lepidopterae».

— Так берете или нет? Если хотите, я могу немного сбавить цену.

— Нет, знаете, меня не слишком интересуют книги по естественной истории. Но это не главное. Я вообще не покупаю библиотечных книг, вот в чем дело.

— А жаль. Это единственный вид книг, по которым я специализируюсь.

— Так вы, выходит, специалист?

Он кивнул.

— Никогда не связываюсь с торгашами и разного рода дельцами. Я бизнесмен независимый, пытаюсь сам свести концы с концам. И никогда ничего не ворую у коллекционеров. Но библиотеки… — Он расправил плечи, и на груди под рубашкой заиграли бугорки мышц. — Я, видите ли, в своем роде вечный студент, — сказал он. — И когда не спал, все остальное время просиживал в библиотеках. Публичные библиотеки, университетские… Десять месяцев прожил в Лондоне и просто не вылезал из Британского музея. У меня вообще особое отношение к библиотекам. Смесь любопытства, любви и ненависти, если так можно выразиться.

— Понимаю.

Он закрыл атташе-кейс, защелкнул замки.

— В библиотеке Британского музея имеются две Библии Гутенберга. Если прочтете где в газете, что одна из них исчезла, знайте: моих рук дело.

— Что ж, — заметил я, — чем бы вы там ни разжились, одно прошу: не приносите их сюда.

Часа через два я сидел в «Бам Рэп», потягивая перье, и рассказывал Кэролайн о том, что произошло.

— И вообще, — добавил я в конце, — самая подходящая работенка для Хэла Джонсона.