— Вот оно как, оказывается, я даже и сам не знал о себе всего, что умею, а? — сказал он. — В конце концов, ты это унаследовал от меня.

Женщины, которые были в день конфирмации в гостях у Бюднеров, уж постарались, чтобы о курином чуде Станислауса узнала вся деревня. Чудо обсуждали со страхом и удивлением. Люди добрые считали, что мальчик — божий избранник; злые же уверяли, что он порождение дьявола.

Учитель Клюглер заглянул в свои книги.

— В данном случае мы имеем дело в известной мере с гипнотизированием животных. А гипнотизирование животных осуществляется, как бы это сказать, с помощью механических средств, и вообще механические средства…

Но никто не слушал того, что бормотал Клюглер. Учитель он, конечно, образованный, но неверующий. И поэтому он не боится ничьего дурного глаза, кроме глаза своей жены.

Из деревни пришла старуха. Она ковыляла, опираясь на палку. Станислаус перекапывал огород, а папаша Густав сажал морковь. Старуха подошла и грузно села прямо на вскопанную грядку.

— Слушай, парень, потри мне поясницу, ты ведь чудодей!

Станислаус изумился. Он решил, что старуха сумасшедшая. Расселась на грядке, как ворона.

— Разотри мне поясницу. Когда-то мне это делал один мудрый человек.

Папаша Густав подошел к ним. Его глаза лукаво заблестели.

— Густав, Густав, — хныкала старуха. — Пусть он поучится. Почему бы нет? Раз на нем божья благодать, так пусть действует.

Густав показал Станислаусу, как нужно растирать спину старухе. Мальчик упирался, но повторял его движения. Едва он прикоснулся к старухе, как та стала потягиваться. Ох, как затрещал, захрустел у нее позвоночник! Потом она принялась поднимать и опускать руки и так зевать, что на глазах у нее выступили слезы.

— Молись, парень, молись хоть как-нибудь!

Станислаус начал читать молитву:

— Тише, тише, молиться нужно тихо, — сказала старуха. — Тот мудрец из Клатвица только едва шептал. И ты должен сам сочинять молитвы от разных болезней.

Об этом Станислауса не нужно было долго просить. Он забормотал себе под нос:

Густав кивал и, водя руками в воздухе, показывал сыну, как нужно растирать. Старушка и впрямь начала плакать, подвывать и, дрожа всем телом, приговаривать:

— Ой, как хорошо, как легко мне. Точно пудовую тяжесть с меня сняли. — Она поднялась и, казалось, стала выше ростом. — Радуйся, Густав. Твою семью воистину господь благословил.

Тут уж и Густав заплакал. Старуха воткнула палку в землю, полезла в карман юбки и вытащила деньги. Сунула Станислаусу в руку мятую, испачканную землей бумажку и ушла, не оглядываясь. Станислаус ждал, что вот сейчас ударит гром божий и молния вышибет у него деньги. Но не было ни грома, ни молнии. Солнце сияло в безоблачной синеве. Густав утер слезы шапкой.

— Значит, теперь у нас есть немного денег, и все это — благодаря твоей божественной силе. Матери нужны зимние башмаки. А может, останется еще и на отруби для коз. — Схватив деньги, он заспешил в дом, к Лене.

Станислаус как стоял, так и упал на вскопанную землю. Он был сражен не громом и не молнией, а радостью. Значит, нет у него дурного глаза. Белые капустницы порхали над крапивой на меже. Они присаживались на светло-голубые цветки… покачивали крылышками, а потом взмывали ввысь, словно их подбрасывала радость весеннего утра. Они поднимались все выше над цветущими грушами и исчезали, словно растворялись в синеве.

— Передайте привет вашей королеве, заоблачные летуны!

Папаша Густав вернулся в огород.

— Что, брат, ноги подкашиваются? Да, недаром говорят, что чудеса требуют много сил и здоровья.

Густав отряхнул землю со спины Станислауса.

— А может, у тебя, чего доброго, судороги?

— У меня в сердце дрожь.

Густав поглядел на него, но ничего не понял.

С того дня уже не было удержу. Станислауса возвели в сан чудодея. Он исцелил деревенского коновала от угрей. Лысой женщине он вернул волосы, которые выпали у нее после тифа. Станислаус массировал ее голый череп и приговаривал:

Густав был счастлив. Теперь им всем хватит на хлеб. Безработица уже не казалась такой страшной. Лена мирилась со всем, что он говорил и делал. Ведь в кошельке у них опять бренчало. Пусть не очень громко, не много, но все же что-то бренчало.

И мамаша Лена снова принялась за чтение. Разумеется, не мирских книжек — упаси боже! Она подружилась с набожными людьми, которые бродили в их местах. Они называли себя «святыми последних дней». [5] Чудеса, которые творил Станислаус, позволили его матери надеяться, что в день страшного суда господь все же не выбросит ее семейство на небесную свалку.