— Ты знала Беню раньше? — спросил я. — Чего это он тебя своей девочкой назвал? Слушай, куда ты меня тащишь?

Мы давно вышли из лифта на первом этаже, Ника волочила меня к выходу. Она натянуто улыбнулась, толкнула меня к турникетам и, только оказавшись по ту сторону вертушки, ответила:

— Мы учились вместе в реалскуле. В одном классе. Я и он. Бенито всё ещё не сжился с мыслью, что я больше не его девочка.

— А ты что об этом думаешь? — спросил я, удивляясь самому себе. Какое мне дело, а?

— Я ничего больше об этом не думаю, с тех пор, как поняла, чего он хочет от нас от всех.

— От кого это — всех? Слушай, скажи, куда ты меня тащишь?

Мы уже были снаружи, в университетском парке. Вообще-то студенту нечего делать в городе, — в университетском здании есть всё, что ему нужно; чипанутый он или нет, без разницы. Годами можно на улицу не показываться. Я и не выходил бы. Если честно, чувствовал себя неуютно: всё время почему-то казалось, что за мной следят, даже в парке. Боялся снова попасть к тем ребятам, которые выманили меня из дому и чуть было не чипанули.

— Если я говорю «всех», я имею в виду всех. Тебя в том числе, — заявила Ника. — А веду я тебя сюда.

И она подтащила меня к парковой скамейке. Я огляделся — пусто в парке и тускловато по-осеннему — и сел на краешек. Ника устроилась рядом, откинулась на изогнутую спинку лавочки, скрестила руки на груди, покивала и продолжила:

— Мне нужно поговорить с тобой. До начала пары ещё целый час.

«А, — думаю, — ну, тогда ладно». И спросил, чтоб поддержать разговор:

— И чего Бене от меня нужно?

— Того же, чего ему нужно от меня.

«Привет, — думаю, — вот бы никогда не подумал, что Бенито педик».

— Ему только этого от всех и нужно, точно как его отцу.

«Ну вот, — думаю, — отец у него тоже… И вообще, мне до них дела нет, что до отца, что до сына».

— Он долго морочил мне голову, — продолжала Ника, — но когда я это поняла… Всё. Он считает себя величиной, но для меня он — ноль. Как и его отец, кем бы он ни был.

«Опять отец. Да чихать мне с мокротой на отца Бенито, если тот у него есть».

— От любви до безразличия полшага, — провозгласила Ника, тряхнув головой. Прядка прямых чёрных волос упала на лоб. Я заметил — щёки у Ники опять покраснели. Кожа светлая, заметно очень.

— От безразличия до ненависти ещё полшага, — заявила она. — А обратно дороги нет.

«До ненависти», — отметил я с удовлетворением. Чему так обрадовался, сказать не могу. Мысль, что предметом ненависти Ники стал Беня, пришла позже.

— Он-то думал, я буду в полном восторге, узнав, кто его отец. А я… Я всех их ненавижу, а его отца — особенно. Из-за него…

Тут она осеклась и глянула на меня виновато.

— Так кто его папаша? — спросил я равнодушно. В конце концов, у всех есть какой-то там отец, даже у айдиотов, если вдуматься, только им от этого не легче.

— Знаешь, я не хотела бы говорить. Это будет как-то… подло, что ли. Он мне одной сказал. Может, он вообще соврал. Знаешь, бывает такое — врут, чтобы понравиться.

«Знаю-знаю, — подумал я. — Сам такой. Чего только не нагрузишь ради благого дела». Всё верно, я как-то одной дурочке в чате втирал, мол, я — сын мэра. Повелась. Чуть до вирта не дошло дело, я вовремя слился. Ник даже пришлось тогда бросить, чтоб отцепилась.

— И вообще, хватит, — сказала Ника Нэйм, убрала волосы со лба и села прямо, сложив руки на коленях. «Всё-таки юбка у неё коротковата. Ни в чём меры не знает», — подумал я.

— Хватит об этом, я о другом хотела. Знаешь, Дрю, был бы ты мне безразличен, никогда бы не стала спрашивать. Зачем тебе всё это? Зачем универ, зачем факультет тестирования? Чего ты вообще хочешь?

Я чуть было не сказал ей. Так вдруг захотелось сказать кому-нибудь, от чего прячусь! Что из дому сбежал не из-за Салли. Не будь Салли, было бы что-нибудь другое.

Понимаете, очень мерзко, когда с самого детства вас пихают со всех сторон, как шарик в пинболе, чтобы уложить в дырку. В ту, на которой побольше нулей нарисовано. Пынь-пынь-пынь, дзынь! Вы уже в дырке. Слыхали о профориентации? За пару месяцев до моего бегства Система выдала мне эту хрень. Рекомендации. С первого сентября начиная, предки собирались пристроить меня в полном соответствии с этими самыми рекомендациями. Я чуть было не ответил Нике, когда спросила, чего хочу: «Хочу, чтобы меня оставили в покое. И дали жить, как я хочу, а не как решила Система». Но скажи я ей это, и пришлось бы выложить всю правду об Андрее Нетребко. И я стал грузить по полной программе. О том, что жить не могу без виртуального мира. Что быть тестером — моя детская мечта. А теперь вот — дриммастером не отказался бы стать. Что Верхний крут, и я туда хочу. Что… Да я сам уже не помню, что нёс. Несу, а сам вижу — Ника никнет. Глаза потускнели, плечи ссутулились. Снова прядь волос на лбу. И чего-то стало мне вдруг гнусно, будто дряни какой-то набрал полон рот. Я вяло пожевал последнюю враку, выплюнул её и заткнулся. Помолчал немного и говорю: