— Он ушел!

— Чего он хотел? — спросил мистер Уизли, обводя глазами Гарри, Рона и Гермиону, пока миссис Уизли торопливо возвращалась к ним.

— Отдать нам то, что нам завещал Дамблдор, — сказал Гарри, — они только теперь обнародовали содержание его завещания.

Когда они вышли, за столами в саду предметы, отданные Скримджером, пошли по рукам. Все издавали возгласы по поводу делюминатора и «Сказок барда Бидла» и сожалели о том, что Скримджер отказался отдать меч, но никто не мог догадаться, почему Дамблдор оставил Гарри старый снитч. Когда мистер Уизли в третий или четвертый раз изучал делюминатор, миссис Уизли осторожно начала:

— Гарри, дорогой, все ужасно голодны, мы не хотели начинать без вас… Можно мне теперь подавать ужин?

Они все поели наспех, затем торопливо пропели «С днем рожденья тебя!», наскоро проглотили по куску торта, и праздник оборвался. Хагрид, которого пригласили на завтрашнюю свадьбу, но который оказался слишком громоздким, чтобы поместиться в растянутую Нору, остался ставить собственную палатку посреди близлежащего поля.

— Жди нас наверху, — шепнул Гарри Гермионе, пока они помогали миссис Уизли вернуть саду обычный вид, — как все уснут.

В своей комнате в мансарде Рон углубился в изучение делюминатора, а Гарри наполнял свой мешочек из конской шкуры — не золотом, но теми предметами, которые представляли для него особую ценность, хотя на вид большинство из них ничего не стоило; среди них были Карта мародера, осколок зачарованного зеркала Сириуса и медальон с надписью «Р.А.Б.». Он покрепче затянул шнурок и надел кошелек себе на шею, затем сидел, держа в руках старенький снитч и наблюдая, как его крылышки слегка трепещут. Наконец, в комнату тихонько постучала и вошла на цыпочках Гермиона.

— Муффиато, — прошептала она, взмахнув палочкой в направлении лестницы.

— Ты же вроде не одобряла это заклинание? — заметил Рон.

— Времена меняются, — ответила Гермиона, — Ну-ка покажи нам этот делюминатор.

Рон не заставил себя ждать. Держа его высоко перед собой, он чиркнул им. Единственная зажженная ими лампа сразу погасла.

— Дело в том, — зашептала Гермиона, — что мы могли бы для этого воспользоваться Перуанским порошком мгновенной темноты.

Раздался тихий щелчок, и шарик света от лампы взлетел обратно к потолку и снова осветил их всех.

— Всё равно это круто, — проговорил Рон, как бы оправдываясь, — Да еще, говорят, это изобретение самого Дамблдора!

— Знаю, но он вряд ли стал бы выделять тебя из всех в своем завещании просто для того, чтобы помочь нам тушить свет!

— Не хочешь ли ты сказать, что он предвидел, что министерство конфискует его завещание и внимательно изучит всё, что нам от него досталось? — спросил Гарри.

— Определенно, — откликнулась Гармиона, — он не мог рассказать нам прямо в завещании, для чего он оставляет нам эти вещи, но в завещании ничего не сказано и о том…

— … почему он не мог намекнуть нам об этом, пока был жив? — закончил Рон.

— Вот именно, — сказала Гермиона, перелистывая «Сказки барда Бидла», — Если всё это так важно, что приходится передавать это перед самым носом у Министерства, не кажется ли вам, что он разъяснил бы нам что к чему… если бы он не думал, что это само собой разумеется?

— И что, значит, он ошибался? — сказал Рон, — Я всегда говорил, что он тронутый. Блестящий ум и всё такое, но чокнутый. Оставить Гарри старый снитч — на кой бы он ему сдался?

— Понятия не имею, — сказала Гермиона, — Когда Скримджер заставил тебя взять его, Гарри, я была настолько уверена, что что-то произойдет!

— Ну да, — согласился Гарри, и пульс его участился, когда он поднял снитч, сжимая его пальцами, — но мне и стараться особо было нечего на виду у Скримджера, верно?

— О чем это ты? — спросила Гермиона.

— Тот снитч, который я поймал в своем самом первом матче по квиддичу? — произнес Гарри, — Вы что, не помните?

У Гермионы был просто ошеломленный вид, однако Рон так и задохнулся, лихорадочно показывая то на Гарри, то на снитч, пока к нему не вернулся голос.

— Это же тот, что ты чуть не проглотил!

— Точно! — сказал Гарри, и, чувствуя учащенное биение своего сердца, он приник к снитчу ртом.

Он не открылся. Недоумение и горькое разочарование поднималось в нем волной. Он опустил золотой шарик, но тут раздался возглас Гермионы:

— Надпись! На нем появилась надпись — быстро смотрите!

Он чуть было не выронил снитч от неожиданности и волнения. Гермиона была абсолютно права: на золотой поверхности, на которой до тех пор ничего не было, появились пять слов, выгравированных тонким наклонным почерком, в котором Гарри узнал руку Дамблдора: