Мой разум сейчас на какой-то другой планете: ее открыли недавно, там много флоры и фауны, крылатые олени, змеи поют стройным хором, а я настолько обалдел, что когда мы садимся в машину, я могу только ухмыляться. И смотрю на Марни. Мы оба — живые, мы знакомы прорву лет, и мы прожили так долго, мы старые, измученные, и мы не свалились с моста, балкона или прогнившей веранды. Я искренне верю: лучшее, что мы можем сделать, чтобы все это отпраздновать, — это вдвоем, обнаженными, слиться в экстазе, у меня дома, у нее, в машине — неважно. На пляже, в парке.

Я должен раздеться. Не могу вести. Мы сидим в машине на больничной автостоянке. А я не способен ни на что другое. Я не могу возвращаться на работу. Единственное, что сейчас может быть, — это секс.

— Она на нас смотрела, — говорю я, думая о сексе.

— Невероятно, — говорит она, не думая о сексе.

— Она потрясающе выглядела, совсем как на самом деле — в смысле, она следила за нами взглядом! — говорю я, думая о глазах Шалини, потом о сексе и о том, до кого ближе ехать — до меня или до Марни.

— Да, она была как раньше, такая живая, — говорит Марни.

Я делаю паузу и смотрю на Марни; я надеюсь, что мои мысли — те, что связаны с сексом, — проникнут в ее сознание, если еще не проникли. Она смотрит вперед, через ветровое стекло и надеется, что я когда-нибудь заведу машину. Когда она поворачивается ко мне, я все еще смотрю на нее со своей ухмылкой — я не знаю, как подступить к этой теме, поэтому ухмылка моя становится смущенной. Может, такая смущенная ухмылка и сработает.

— Это звучит странно, я понимаю, — выпаливаю я, — но я сейчас очень здорово завелся.

Следует небольшая пауза, за которую она оценивает степень моего смущения. И понимает, что я не шучу. А я сброшен на землю, ведь на какую-то минуту я подумал, что она на той же планете, что и я (кстати, там есть еще и водяные горки), но выясняется, что все-таки она была не на моей планете.

— Думаю, нам надо вернуться в офис, — говорит она. Она права. Она молодец. Она всегда сохраняет хладнокровие, когда я на это не способен. Это была идиотская, наглая мысль. Неправильная. И нехорошая.

Я прошу, чтобы она меня обняла. Она соглашается. Пока мы обнимаемся, мне в голову приходит еще одна очень, очень хорошая мысль: мы с Марии должны заняться сексом. Я затягиваю объятия примерно на минуту, через сиденья, и снова надеюсь, что она отнесется к этой мысли теплее, быть может, передумает, и тогда мы замкнем круг…

Она отстраняется, хлопает меня по плечу — тремя легкими хлопками, как обычно хлопают ящериц. Ну и ладно. Я завожу машину, откидываюсь на спинку, мы выезжаем с автостоянки и мчимся к офису, а перед нами обозначается город, белый, зубчатый, и все здания стоят, улыбаются и посмеиваются, словно компания огромных счастливых людей. Они меня понимают.

Адам Рич требует, чтобы его встретили в аэропорту. Я уже оплатил его перелет, чтобы он смог принять участие в банкете по случаю выхода второго номера и дать несколько интервью на радио. Я вежливо намекнул, что автобусы, которые ездят от сан-францисского аэропорта, очень удобны, да вдобавок и недороги, вот я на них все время езжу, — но в ответ получил долгое молчание, по окончании которого он, как и раньше, дал мне понять, что я разговариваю не со старым школьным приятелем, который едет в гости. Я разговариваю с серьезным человеком из Голливуда, человеком, который когда-то давно был полубогом. Он — Адам Рич! А это значит — никаких автобусов! И никаких комнатушек в убогих мотелях! Не забывайтесь!

Уж не поверил ли он сам невзначай в эту муть про гения и автора проекта «Скваттер»?

Я еду в «сивике» забирать его. Я опаздываю. Бегу по коридорам, устеленным коврами. Бегу вверх по эскалатору, потом к ограде, потом вниз, к выдаче багажа. Придется громко выкрикивать его имя. Ему это не понравится.

— Это вы?

Я поворачиваюсь.

— Адам?

— Вы опоздали.

Это он. Адам Рич.

Наверное, я знал, что он невысокого роста. Знал-знал. Я не подам виду, что удивился. У него невероятный загар — он почти шоколадный; волосы покрыты гелем, острая бородка. Одет так же, как и на фотографиях, — футболка, шорты-гавайки, темные очки. Выглядит на все сто.

Мы идем к машине.

Когда мы въезжаем в Сан-Франциско, первым делом ему нужна сигара. Ему надо купить хороших сигар. Он утверждает, что полюбил сигары задолго до того, как курить их стало дурным тоном, и требует, чтобы я отвез его к магазину, который, как ему известно, находится на Маркет-стрит, чтобы он смог купить сигары такой-то и такой-то марки, которые не купишь просто так в «7-Илэвен».

Для него забронирован номер в отеле возле Ван-Несс. Я никогда раньше не видел этой гостиницы, нашел ее в телефонной книге.