— Вам понравится, — говорю я. — От нее очень близко… до всего.

От нее ни до чего не близко. Она оказалась дешевле многих других, у них было внятное объявление и — так уж вышло — самые красивые иллюстрации.

Мы въезжаем на парковку. Это гостиница вроде «Трактира под красной крышей», она в двух шагах от запруженной Ван-Несс, рядом — отделения автомобильных фирм, а в трех кварталах — Филей. В ней нет ни кондиционеров, ни бассейна.

Нет, ему не понравилось. Он в ярости. Он ведь ясно сказал при нашем разговоре, что его надо поселить у моря. Мы едем к Рыбачьей пристани. Там я останавливаюсь у автомата и просматриваю «желтые страницы». Он, не снимая темных очков, ждет в машине. Через десять минут я нахожу место — «Бест Вестерн», с кондиционерами и бассейном, в пяти кварталах от морских достопримечательностей. Я привожу его туда и оплачиваю номер. И два следующих дня выполняю все его капризы: мы чувствуем себя его должниками, потому что номер, на обложке которого написано…

Прощай, дружище!

Адам Рич: 1968–1996

Его последние дни

Его предсмертное интервью

Его наследие

…оказался бомбой, и бомбой мощной — относительно, конечно. Когда тираж номера был на пути к журнальным киоскам, мы отослали с нашей факс-машины «Бразер-600» пресс-релиз в один-единственный печатный орган — «Нэшнл Инкуайрер»[169], где ни словом не проговариваемся, что наш материал — мистификация. В целях отвести от себя расспросы и поводить всех за нос как можно дольше мы приписали и саму статью, и сбор фактов неведомому британскому автору Кристоферу Пеламу-Фенсу. Все вопросы должны быть адресованы к нему, но по стечению обстоятельств ближайшую неделю он будет недосягаем: он в командировке, Кажется, в Румынии.

Ровно через восемь минут нам, задыхаясь, звонит продюсер «Документальной копии»[170]. Мы не отправляли факса в «Документальную копию».

— Почему мы ничего об этом не слышали? — интересуется он.

— Хорошенький вопрос, — отвечаем мы.

— Вы связывались с другими телевизионными станциями?

— Нет, вы первые.

— Вот и хорошо. Можете дать нам координаты его родных? Или друзей?

— Угу, конечно. Да. Попробуем. Да.

Все усложняется чересчур стремительно. Кто будет играть его мать, отца или продавца из соседской бакалейной лавки?

— Понимаете, для начала, — говорим мы, — нам надо связаться с мистером Пеламом-Фенсом. Он знает все подробности.

Нас застали врасплох. Мы-то думали, что нам поверят на слово. (А как же иначе: если дурацкий, полный ошибок журнальчик из Сан-Франциско что-то утверждает, значит, так оно и есть…) Мы и предположить не могли, что в «Документальной копии» обращают внимание на такую ерунду, как факты. Проходит несколько минут, и продюсер перезванивает.

— В управлении лос-анджелесской полиции нет записи о его смерти.

— Кхм. Ну…

— Это, конечно, еще ничего не значит, но все-таки…

Им самим хочется поверить так же отчаянно, как нам хочется их убедить.

Проходит двадцать минут, и он перезванивает еще раз:

— Такой записи нет во всей Южной Калифорнии. Это ведь там случилось?

— Ну… Хм. Да. Кажется.

— У вас есть еще какая-нибудь информация? Напомните-ка еще раз дату смерти.

— Да-да… [Судорожно листая журнал в поисках статьи.] Насколько я… помню… это случилось… знаете, вы бы действительно лучше поговорили с мистером Пеламом-Фенсом. Правда, он в настоящий момент в Бухаресте… и сейчас там три часа ночи, и…

Мы вешаем трубку и начинаем обдумывать стратегию. Мы хотим, чтобы роль Пелама-Фенса сыграл Пол или Зев. Оба отказываются.

— Ни за что.

— А я не умею изображать британский акцент.

Продюсер звонит снова:

— Никто ничего об этом не знает. Мы позвонили его менеджеру, и он сказал, что впервые об этом слышит.

Мы отослали факс час назад, и наше дело уже швах.

— Слушайте, парни, что вообще происходит? — интересуется продюсер.

Мы объясняем. Розыгрыш. Очень смешно.

Нет, он не умилился. Он в бешенстве. Он швыряет трубку.

Все кончено.

Впрочем, не совсем. Для Адама все еще далеко не кончено, потому что маховик раскрутился, и понадобится несколько недель, чтобы он замедлил движение. Корреспондент «АП», явно не из самых сообразительных, отыскал в миссу-рийских ебенях Дика Ван Паттена[171], папу Адама в «Восьми хватит» и попросил прокомментировать безвременную смерть своего телевизионного сына. Тот был потрясен. Говорят, расплакался. Новость облетела Интернет. Люди обсуждали ее в чатах; большая часть тех, кто знал, что это розыгрыш, были в ярости. В основном люди сомневались. Друзья и бывшие подружки Адама несколько дней прожили в шоке, поверив, что его больше нет. Одна из бывших подружек позвонила ему домой, просто чтобы в последний раз услышать его голос по автоответчику. Трубку снял Адам. Она упала в обморок. Он в панике звонит нам.

— Значит так, ребята. Ситуация выходит из-под контроля. Черт возьми, у меня родные с ума сходят.

Мы рассылаем еще один пресс-релиз, где объясняем, что это была Очень Смешная Шутка, настаиваем на том, что всем должно было быть очевидно, что это шутка (хотя сами понимаем, что это неправда), и что ее смысл все должны были понять сами (ага, сейчас). Текст завершается короткой припиской от самого Адама: по нашей просьбе он советует всем «блин-взбодриться».

А потом приходит ударная волна. Адама размазывают по стенке. Появляется материал в «Инкуайрере», в «Америкэн Джорнале», в «Э!», упоминание в десятках газет «Ассоши-эйтед Пресс», разворот в «Нью-Йорк Пост». В большей части репортажей, чтобы объяснить случившееся, раскапывают его прошлое — гаденькую солянку из наркотиков и мелкого воровства, и результаты получаются убийственные. А ближе к концу статей его обвиняют в том, что трюк с фальсификацией смерти, эта постыдная спекуляция на человеческих чувствах, была дешевым способом вернуть свое имя на страницы газет.