Нянька (виновато). Верно, Ерошенька, не хорош. С листком этим чуть не попался. Чума ее знает, Мопсю эту, откуда она берется? Подползет — и прыг! Как жаба в омут.

Женя. Да я не про то… Сколько времени по городу ходил, а что принес? Про галстуки да про перчатки!

Нянька. А ведь и хорошо, что про перчатки! Ну как я правильный листок принес бы, а Мопся б его сцапала? Расчесали бы нам с тобой кудри! Ты, Ерошенька, нынче в церкву пойдешь? Споведываться будешь?

Женя (думая о другом). Да…

Нянька. Дедушка Дмитрий Петрович богомолебствовать не любил… Попы, говорил, обманщики… (Смеется.)

В зал вошел Шапиро. В руках у него фуражка. Осматривается, как бы кого-то ища.

Женя. Нянька, смотри… Видишь?

Нянька (пошел к Шапиро). Тут, милый, посторонним не полагается…

Шапиро. Я, извините, опять до вас… Что, дочки моей здесь нету? Ушла рано утром, и нет ее!

Женя (подошла). Здравствуйте, господин Шапиро…

Шапиро. Ах, вот-вот… Барышня, может, вы Блюму видели? Нет?

Женя. Она сегодня не приходила…

Шапиро. Да, да, я знаю, не приходила… Но только я думал: а может, все-таки она здесь… Нету, говорите?.. Ну-ну… Извините… (Пошел к выходу, обернулся, говорит с тоской.) Понимаете, мне Блюму очень нужно… очень…

Нянька. Если придет, домой послать, что ли?

Шапиро. Да, да, пожалуйста… Скажите, очень скоренько чтоб шла! (Взялся за ручку двери.)

Женя (подбежала к нему). Господин Шапиро, а как… как ваш сын?.. Его тогда ранили, да?

Шапиро. Да, да… Ранили его…

Женя. А теперь как он?

Шапиро. Мне сейчас сказали в больнице… Мой сын умер, барышня…

Женя. Что вы говорите!

Шапиро. Вот, фуражку вернули… И сестра милосердия там… Она мне сказала: бредил он… И все говорил: «Папа! Не держи меня, папа, — я пойду до товарищей!..» А разве ж… разве я держал его? Я же сам дал ему фуражку: «Иди, мой сын, — тебе виднее»… (Постояв, уходит.)

Нянька. Ну скажи ты!.. Насмерть убили мальчонку… А за что?

Женя. Нянька… А там, в правильном листке, все было написано?

Нянька. Люди говорили: все как есть, вся правда!

Женя. Вот бы достать! Нянечка, а?

Нянька. Да я бы сам, понимаешь, за правду не гривенник бы дал, а больше… А то поют, а я подтянуть не знаю! Убивают людей, а я и не пойму, за дело иль нет…

Женя. А дедушка?.. Он бы знал?..

Нянька. Дедушка? (Убежденно.) Он бы знал!.. Я думаю, Ерошенька, он бы за тех голодных стоял.

Женя. Вот и я так думаю.

В дверях появляется Блюма. У нее очень измученный вид.

Блюма!.. Блюма пришла!.. (Бросилась к ней.)

Нянька. Пришли, барышня?.. Ну, вот и хорошо…

Блюма. Я, Грищук, не барышня… (Обняла Женю.)

Женя. Блюмочка, милая… Брат, да?

Блюма. Да… Он с того дня домой больше не приходил… Я так устала, Женя… Мы с папой два дня бегаем… в полицию, в тюрьму… В больницах были… Папа в покойницкую ходил… Нигде нету! Женя, он отыщется, да?

Женя беспомощно смотрит на Няньку. Нянька тоже растерялся — он не предполагал, что Блюма ничего не знает.

Нянька. Бывает, конечно… Бывает, что и отыщется… (Погладил Блюму по голове.)

Блюма. Я с ним каждый вечер занимаюсь… Что мы в гимназии проходим, то и он… Так он диктовку без одной ошибки пишет! Все задачи сразу решает… Женя, он еще придет, да?

Женя (решившись). Блюма, дорогая… я тебе все скажу…